Рыжий испугался, побежал к инспектору. Инспектор «удовлетворил просьбу» и разрешил гимназистам восьмых, седьмых и шестых классов выйти на площадь, не дальше.

И старшеклассники ушли. А Юра и его друзья остались у окон. Вдруг они заметили в толпе Заворуя без шинели. И с ним еще одного. Они всё поняли и побежали к двери во двор, ринулись на кухню, бегом. Повар пытался задержать их. Слишком смирный Коля остался, а Юра и Петя прорвались, метнулись к воротам, выскользнули на улицу, благо бородатого дворника не было. Он оставил калитку приоткрытой и стоял неподалеку, слушая оратора.

Мимо проходила колонна заводских рабочих. Они несли транспаранты, на которых было написано:

«Да здравствует 8-часовой рабочий день!»

«Долой кровавую бойню, долой империалистическую войну!»

«Да здравствуют Советы рабочих депутатов!»

«Да здравствует братский союз рабочих и солдат!»

Эти люди шагали очень решительно и строго. В их рядах было много солдат. Колонна шла и шла, и конца ей, казалось, нет. Вот демонстранты запели новую песню:

Юра и Петя пристроились и зашагали в ногу со всеми. Уж очень понравилась им песня и эти люди. Как будто в бой идут.

Такого огромного стечения народа, притом самого разноликого, Юра никогда не видал. Одни люди кричали «ура», другие пели. Мушкетер са’Гайдак и Петя-Атос побежали обратно на площадь и внимательно слушали. Ораторы ругали царя и радовались свободе. Все они клялись, что «именно их партия стоит за настоящую свободу». Одни говорили — «За победу!», другие — «Долой войну!» Одни требовали «рабочего контроля» на фабриках и «землю — крестьянам». Другие убеждали, что нельзя «разбойничать» и надо трудиться «на оборону». И все призывали поддержать их партию, потому что только она борется за интересы народа и России.

Партий было много.

— Ты в какую запишешься? — спросил Юра.

— А ты? — ответил вопросом на вопрос Петя.

— Я от кадетского корпуса отказался еще дома, — важно сказал Юра. — Я в кадеты не пошел. Тебе кадетская нравится?

— Он красивее всех говорит.

— Он против ятя или за?

— Не знаю. Пойдем послушаем.

Увы! Об отмене ятя и твердого знака никто из ораторов не проронил ни слова. Вот и вступай после этого в какую-то партию! Ничего в них не поймешь.

— Если есть кадетская партия, — сказал Петя, — надо, чтобы была также и гимназическая партия — против ятя и твердого знака.

Юра охотно согласился. Но как отыскать ее? И все же они такую партию встретили. На бочке стоял длинноволосый студент, а около него группа людей держала черное знамя с надписью: «Анархия — мать порядка».

Студент кричал:

— Долой выдуманных богов, человек — сам бог! Анархисты за полную свободу личности. Не надо нам ни царей, ни президентов! Долой государство! Долой семью! Долой все законы — и царские, и революционные! Долой собственность — личную и государственную! Все можно, все ваше! Я отменяю все законы и все правила!

— А ять? — крикнул Юра и выступил впереди Пети.

— Что?

— Как с ятем и твердым знаком? — хором спросили мушкетеры.

— К черту ять, к черту твердый знак! Учащиеся, вы свободны! Свергайте директоров! Долой узурпаторов-учителей! Хотите сидеть на уроках — сидите, не хотите- гуляйте! Учащиеся, цветы земли, не подавляйте свою натуру зубрежкой. Долой экзамены и отметки!

— Это, наверное, и есть гимназическая партия, — сказал Петя. И Юра согласился с ним. Только почему он называется «анархист»? Они подошли к знаменосцу и спросили, как им записаться в гимназическую партию, которая анархисты?

Знаменосец переспросил, а потом сказал:

— Пшли вон!

На перекинутом через левое плечо ремне у него висел маузер в деревянной кобуре, а спереди на поясе болтались две гранаты-«лимонки». Поэтому, хотя знаменосец и прогнал их, мушкетеры все же смотрели на него с завистью и уважением.

— Ты почему болтаешься здесь, и раздетый? — услышал Юра голос Гоги.

Он был в шинели и фуражке, на груди — красный бант. Юра объяснил.

— Пойдем к старику, что-нибудь дам надеть, а то схватишь воспаление легких и не доживешь до социализма.