Шрифт:
Вскоре после этого старшеклассники устроили в рекреационном зале какое-то тайное собрание. Конечно, младшие пансионеры сумели подслушать и поняли, что идет спор из-за винтовок. Украинцы и поляки требовали раздать имеющиеся в гимназии боевые винтовки по национальным группам: «Кого больше — тем и винтовок больше, а кого меньше — пусть тем хоть немножко. На фронте уже создаются части из украинцев и поляков». Гога и другие возражали: «Россия была и будет единой, поэтому винтовок мы делить не будем».
5
Недели за три-четыре до пасхальных каникул в один из вечеров к Юре подсел Гога, обнял его рукой за плечи и сказал:
— Заскучал я по дому. Что там у нас нового? Что твои пишут?
— Мама пишет, зайцев много появилось, в саду кору с яблонь обгрызают.
— А ты писал ей, как в Екатеринославе праздновали революцию?
— Не-ет. А зачем?
— Вот чудак! Это же интересно и ей, и твоему отцу. А ты часто пишешь домой?
— Редко. Обо мне пишет Феодосий Терентьевич.
— И это сын называется! А отцу пишешь?
— Нет. Маме…
— Слушай! Мой здешний дедушка хочет рекомендовать твоему отцу одного хорошего человека. По какому адресу писать твоему отцу?
Гога вынул из кармана конверт, взял со стола ручку и скомандовал:
— Диктуй!
Юра озадаченно стал диктовать хорошо известный Гоге адрес училища.
— Я спрашиваю тебя о новом адресе, — прервал Гога.
— Каком — новом?
— Это не ты меня, а я тебя должен спросить. Где сейчас живет твой отец?
— Как — где? Дома!
— Врешь!
— А зачем мне врать?
— Скрываешь!
— Я? Почему?
Удивление Юры было неподдельно. Гога поднялся и сказал:
— Ну, черт с тобой!
Юра долго ничего не мог понять. Улучив время, когда Гога сидел за столом один, он подошел к нему.
— Почему ты спрашивал меня об отце?
— Вот еще, буду я каждому молокососу давать отчет. Много будет чести для тебя, сына неблагородного человека…
— Мой отец благородный человек!
— Проваливай!
— А я не уйду, пока ты не скажешь правду!
— Не благородный человек твой отец, а подстрекатель, если он натравил на нас мужиков!
— Как — натравил? Крестьян?
— А так! Захватывайте, говорит, земли помещиков. Это не их земли. Это земли ваших вольных предков. Царица Екатерина все захватила их, раздала дворянам. Ну, а мужичье, конечно, радо стараться! У нас двух объездчиков-черкесов убили. Понимаешь? У деда еще худших дел наделали… Мериносов заграбастали… Сено сожгли… А по их примеру другие мужики своих помещиков грабить стали.
— Отец не мог участвовать в этом.
— А кто натравил? Кто подсказал? Сейчас наши в поместьях сидят, как на вулкане. Сумел твой отец заварить кашу, вот пусть и расхлебывает ее, пока не поздно.
— Не поздно?
— Конечно. Напиши домой, спроси, где сейчас отец. А потом мы ему напишем, как лучше уладить дело, чтобы он под суд не попал. Меня в письме не называй. Когда напишешь, письмо отдашь не воспитателю, а мне. Я брошу. И вообще тайна! Революционная тайна! Ведь мы с тобой царя свергали. А теперь твоего отца выручать надо.
Юра написал письмо и отдал Гоге.
Ответ пришел скоро. Мама просила «ради бога не бросаться очертя голову куда не следует», «не верить вранью». Об отце было всего несколько слов: «Уехал по делам».
Гога прочел, фыркнул и сказал:
— Повадился кувшин по воду ходить, там ему… Ты показывай мне все письма. Держись за меня. В одной партии будем.
Юра отмолчался. Слова Гоги встревожили его. Почему отец обязательно должен «голову сломить». Ведь именно так заканчивалась поговорка о кувшине.
И еще об отце спросил Юру Феодосий Терентьевич, спросил осторожно. Даже оглянулся, не слышит ли кто.
Юра забеспокоился. Воспитатель вздохнул и загадочно сказал:
— Время революции — бурное время…
6
Заканчивалась третья четверть. Все зубрили. Кому нужно было исправить двойку, а кому переправить тройку на четверку, четверку на пятерку. Ведь третья четверть решающая. А тут каждый день новости. Но самым удивительным было то, что любые сногсшибательные новости стали воспринимать как нечто совершенно обычное.