Лешка согрелся, что ему сейчас, для начала, и надо было. Теперь настала пора подумать, поразмышлять. Итак – как юноша и предполагал, вернее, как предупреждала Балия – старик Николай занимался совсем уж опасным и предосудительным делом, которое и молодым-то не всем по плечу, не говоря уже о пожилых людях – короче говоря, шпионил. И надо ж было такому случиться, что он, Лешка, как раз и попался со шпионской информацией в кармане… ну, не в кармане, за пазухой. Что ж у него теперь будут спрашивать? А что всегда спрашивают у шпионов? На кого работаешь, тайники, информаторы, связь… А ведь ничегошеньки Лешка не знает. Знал бы – выдал, конечно. Какая ему, к чертям собачьим, разница, на какой стороне быть? Но в том-то вся и штука, что ничего такого известно не было! А в истину, естественно, тюремщики не поверят. Да никто бы не поверил. «Твоя грамота? О, нет! А как у тебя оказалась? Случайно нашел под телегой. Ой, не смеши мои шнурки!»

Это уж точно – никто не поверит. Одно слово – шпион. Под это дело вполне и повесить могут. Или голову отрубить – как тут у них принято? И не одного Лешку – и Владоса, и старика, и Георгия – всех! Ну, надо же, так всех подставить!

Юноша застонал, обхватив голову руками. Если они схватили старика… Интересно, что тот скажет? Хорошо бы – правду, тогда получится, что парни тут ни при чем. А скажет дед правду? Черт его знает. В зависимости от того, что ему будет выгоднее сказать. С одной стороны, если много людей замешано, то, вроде бы как групповуха получается. А если один… А вдруг здесь наоборот – на всех вину распределяют. Тогда старику выгодно их оболгать, представить своими помощниками… Или вообще сказаться не при делах, ведь, похоже, улик-то против него никаких нет! Да против всех нет, только против Лешки. Хорошо б одному и ответить.

Он так и не заснул до самого утра, все мерил шагами темницу, думал. И думы его нарушила лишь отворившаяся дверь, и властный голос приказал выходить.

Его привели наверх, в комнату со сводчатым потолком и маленьким оконцем, сквозь которое робко пробивался слабый утренний свет. На широком столе чадил светильник.

– Ой! – сидевший за столом человек – толстяк в длинном черном балахоне – улыбнулся вошедшему, словно родному. – Кого я вижу! Садитесь же, уважаемый господин!

– Спасибо, – усаживаясь на массивный стул, вежливо поблагодарил Лешка. – Но вы, верно, ошиблись.

– Все так говорят, милый, все… – толстяк потер руки и зыркнул на стражу. – Оставьте нас!

Крепко привязав Лешку к стулу, стражники удалились.

– Ну? – улыбнулся толстяк. – Меня зовут Михаил, а тебя? Ты ведь не грек?

– Алексей, – отозвался Лешка – Местные называют иногда – Али.

– Верно – Али, – Михаил важно кивнул и довольно сложил руки на животе. – Вот видишь, на первый вопрос ты, надо сказать, ответил прямо, ничего не скрывая. Али. Ты ведь турок?

– Нет, русский.

– Русский? – удивился толстяк. – Ну, надо же: главный турецкий соглядатай – русский!

– Да я не соля… не согля… В общем, это случайно все вышло.

– Однако ты негодяй, – Михаил скорбно поджал губы. – Только что признался… И опять на попятную!

– Осмелюсь спросить… – удивленно моргнул юноша. – В чем это я признался?

Толстяк улыбнулся:

– В том, что ты знаменитый турецкий лазутчик Али Чутурлык! О, мы тебя давно ищем.

– Али Чу-тур-лык?! – по слогам произнес Лешка. – Ну, надо же до такого додуматься!

– Ах, ты опять за свое?! – недобро взвизгнул допрашивающий. – А я-то надеялся, что мы договоримся… А ну-ка, обернись-ка назад!

Лешка обернулся и вздрогнул. Лучше бы не оборачивался! Позади, на особом столике, словно в кабинете зубного врача, были разложены всякие нехорошо блестящие штуки – клещи, щипцы, какие-то зубчатые колесики, пилы…

– Обрати внимание во-он на тот крючок, – ласково пояснил Михаил. – Это для того, чтобы тянуть жилы. А вон там, под потолком – дыба! Уж ее-то мы сегодня испробуем!

– А, может, не надо? – побледнел Лешка.

– Надо, милый мой. Так, самую малость, так сказать, для лучшей затравки беседы.

– Но мы и так…

Толстяк, не дослушав, кликнул стражу. Дюжие тюремщики враз отвязали парнишку от стула и, проворно сорвав тунику, продели руки в специальные кольца. Потянули…

– Ой, мама! – завопил Лешка. – Мамочка! Да перестаньте вы, больно же!

– Пока хватит, – милостиво кивнул толстяк.

А по лешкиным щекам уже сами собой текли слезы, и вывернутые вверх руки, казалось, сейчас выскочат из суставов. Ой, мама дорогая, больно-то как!

– За тобой, милый мой, будет сейчас стоять наш палач с кнутом, – Михаил улыбнулся, словно родному. – И, как только ты начнешь говорить неправду, он тебя рраз – и ожгет. Об этом – помни. Итак, на-чи-наем разговор, точнее – продолжаем. Вопрос первый – что написано в грамоте? Состав войск?

– Да, да, – охотно закивал Лешка.

Видимо, ответ толстяку понравился, поскольку никакого удара не последовало.

– Кто тебе его дал? Николай Скадос?

– Он, он! – оживился Лешка – черт с ним, со стариком, выпутаться бы. Ой, как больно! – Руки ослабьте, а?