Как-то довелось мне сдавать иняз. Как русскому князю татарскому хану дань — «за двенадцать лет». Вузовский курс не за один год. После 12 часов этого непрерывного процесса мы с экзаменатором, на основе свеженького опыта, пришли к выводу: чтобы корректно перевести иностранный технический текст при отсутствии словаря и наличии интуиции, достаточно понимать одно слово из 10. А вот с романами — наоборот: больше 1 из 10 — нельзя не понимать. Как-то мне эта сельская хозяйственность — как «Сага о Форсайтах» — надо новых слов по-выучивать.

Вспоминаю коллег-попаданцев и… нервно вздрагиваю. В словаре Даля около 200 тысяч слов. Какая доля из этого множества знакома моим современникам? А ведь Даль был особенно внимателен именно к местным диалектизмам и профессиональным жаргонам. За что его чуть не убили.

История известная.

Как-то Владимир Иванович в своих путешествиях разговорился с двумя мужичками. Как обычно в дорожных беседах, поинтересовался:

– А вы, братцы, кто будете?

– А мы, барин, аргуны. В отход идём.

Ну чего тут непонятного? «Аргунами» называли владимирских плотников, особенно — лодейных или корабельных мастеров. «Отход» — отхожий промысел — занятие на Руси повсеместно распространённое. Даля смутила мелочь — собеседники не те диалектизмы используют.

– Ой ли, братцы? Что-то вы не по-владимирски, а по-ярославски говорите.

Тут мирные плотники вытащили из-за спин свои топоры, и пришлось бывшему мичману Черноморского флота в матерно-рукопашном бою доказывать, что он «не верблюд» из полицейского управления, а «мирный собиратель русской словесности». Ибо мужички те и вправду были не владимирскими, а ярославскими, а ушли не «в отход», а «в бега» по кое-какому «противузаконному основанию».

Я — не Даль. Слов не знаю. Во всяком деле есть куча понятий, смыслов, которые нужно просто знать. В каждой области профессиональной деятельности их не так уж и много — тысяча-полторы. Но их надо просто выучить. Заранее. Как мои коллеги-попаданцы без минимального словарного запаса прогрессизмом занимаются — ума не приложу. Зачем земледельцу на пахоте палица? Мух бить? У тракториста палицы нет. Шкворень, палец, монтировка, цепи с сеялки… Помню. Палицы — нет. Точно знаю — дрались. А здесь — палица, и «чтоб была железная». Не понимаю.

А вот это: «под кобылку надоть эта… ну… сохи того… переделывать все». У них что, разновидности земледельческих орудий зависят от гендерной принадлежности тяглового животного?! Они эти оглобли куда-то вставляют или гужи к чему-то такому привязывают?!

Нарисовавшиеся в воображении картинки запряжки бедных животных… потрясли меня своей… несуразностью. Нет уж, если аборигены так своих коней мучают, то давайте поскорее татаро-монгольское иго — степняки не позволят настолько издеваться над лошадьми. Они их едят, но не измываются.

Хотя нет — похоже, ошибся я. Судя по контексту, эта «кобылка» — не кобыла юного возраста, а деталь земледельческого орудия типа «соха продвинутая». Ну, слава богу, хоть на душе полегчало.

И так — постоянно. Надо, Ванюша, срочно учиться. Потому что иначе — милые пейзане будут мне постоянно «на уши лапшу вещать». Впору заказывать себе «чукотскую кепку» — с четырьмя козырьками. А уж «гнать пургу», «толкать байду» и «заправлять белибердень» в уши начальствующего — на Руси всегда умеют и занятие это — любят. И буду я — «весь в шоколаде». Местного животноводческого происхождения.

Чувствовать себя дураком… «А что другие скажут? Стыдно будет». Я ещё в первой жизни понял: самое стыдное — когда себя самого стыдно. Любого другого можно послать. Безвозвратно. А вот себя самого… Лучше уж дураком быть, чем дураком стыдливо промолчавшим. Надо как-то состыковать их сель-хоз-активную дискуссию с собственным тезаурусом.

– Постойте, люди добрые. Не понимаю я. У нас как с «пауками» будет — оброк или барщина?

Кто из моих современников сможет сходу объяснить разницу? Ну, разве что, прилежная отличница в рамках школьной программы воспроизведёт из необязательного чтения:

Несколько веков Русь кидало между этими двумя понятиями. От удачного, своевременного и уместного применения того или иного принципа организации работы главного сельскохозяйственного механизма — «раба», зависела не только «удачность партии» той или иной дворянской девицы на Московской ярмарке невест, ибо диапазон выбора жениха, в немалой степени, определялся размером приданного невесты, но и существование России вообще.