Шрифт:
Чубайс. Что, если вторым шагом попросить Бориса Николаевича...
Илюшин. Вообще похоронить?
Чубайс. Нет, затребовать у Скуратова документы себе на анализ. Затребовать полный комплект документов.
Илюшин. Понимаете, у меня отношения тоже с ним такие, официальные. Я не могу сказать то, что я могу сказать любому.
Чубайс. У Скуратова в принципе позиция нормальная. Но дело не в нем. В прокуратуре в целом.
Илюшин. Тем более хорошо, что мы все эти дела упредили.
Чубайс. Надо найти выходы на Барсукова и Коржакова и объяснить им ясно и однозначно ситуацию: либо они ведут себя по-человечески, либо будем сажать. Потому что это продолжение борьбы сейчас на острие приведет просто к...
Илюшин. Они не успокоились, да?
Чубайс. Вы же видите — информация проходит! Откуда же еще?..»
Прочитав в «Московском комсомольце» эту расшифровку, многие были потрясены: вот, значит, как делается большая политика? Илюшин и Чубайс оказались еще и наивными — не подумали, что их могут прослушивать.
Потом я спросил Евгения Савостьянова, который до Трофимова возглавлял столичное управление госбезопасности, а потом стал заместителем Чубайса в администрации президента: как же запись такого предельно откровенного разговора стала достоянием общественности?
— А, разговор в «Президент-отеле»? Это, как я считаю, яркий пример махинаций Службы безопасности президента, которая была полностью в курсе всех вопросов, без которой ни один вопрос не решался и которая одновременно пыталась собирать грязь на своих коллег. Это уже личная склонность Коржакова к интриге и стремление продвинуться ценой гибели тех, кто работает рядом с тобой...
Конечно, всю эту историю с картонной коробкой, набитой долларами, долго еще поминали с раздражением и брезгливостью. Но если вдуматься, то эти полмиллиона долларов не такая уж большая цена за демократию. Альтернативой была отмена президентских выборов, чрезвычайное положение, танки на улицах... Тогда, в 1996 году, у Ельцина был выбор. Он мог не рисковать своим положением, не мучить свое больное сердце поездками по стране и танцами с молодежью на сцене. Достаточно было прислушаться к Коржакову и отменить выборы. Ельцин мог получить все голоса даром — с помощью танков, спецназа и госбезопасности, а он старался их купить.
Накануне второго тура голосования Зюганов рассказал, что он намерен в случае победы сформировать правительство национального доверия. Он предложил войти в такое правительство Егору Строеву, Юрию Лужкову, Григорию Явлинскому, Александру Лебедю, президенту Башкирии Муртазе Рахимову, губернатору Новосибирска Виталию Мухе. Все отказались. Это был неблагоприятный сигнал для Зюганова.
Но самое ужасное состояло в том, что перед вторым туром, в ночь с 25-го на 26 июня, у Ельцина вновь развился тяжелейший инфаркт — врачи поражались, как он вообще выжил...
Ельцин держался до последнего, не подавал виду, что ему совсем плохо. Но сердце не выдерживало таких нагрузок.
Его болезнь тщательно скрывали. Он отказался лечь в больницу. Но чем было объяснить внезапное исчезновение президента? Его нельзя было даже показать по телевидению. Администрация отменила все встречи. Новый пресс-секретарь президента Сергей Ястржембский демонстрировал чудеса изобретательности, рассказывая о напряженной работе Ельцина с документами.
Ястржембский произвел на страну самое благоприятное впечатление — сравнительно молодой, деятельный человек с оптимистическим складом характера. У него сильный, но интеллигентный голос, хорошая речь. Сначала, подставленный под объективы множества телекамер, он сильно волновался, потом почувствовал себя уверенно.
В Кремль он перебрался из Словакии. Сергей Ястржембский был самым молодым российским послом в самой молодой стране, только что провозгласившей независимость. В Братиславе российское посольство — удивительное дело! — пользовалось большей популярностью, чем американское. Сливки словацкого общества собирались у обаятельного и уверенного в себе российского посла.
В Братиславе Сергей Ястржембский вел себя совсем не так, как обычный посол, был прост и доступен, демонстрировал презрение к чинопочитанию, сам водил машину. И даже кабинет выбрал себе небольшой, как он мне сказал, «отвечающий моим представлениям о разумной достаточности».
В Кремле у него кабинет был побольше и очень уютный. Ему достался письменный стол, за которым когда-то сидел еще советский президент Михаил Иванович Калинин. А массивная приставная тумба — и вовсе музейный экспонат: это единственное, что осталось от Лаврентия Павловича Берии, который некогда тоже обитал в Кремле.
Я спрашивал тогда Сергея Ястржембского:
— Ты попал в Кремль в неудачное время, когда президент заболел, исчез. Тебе задавали очень неприятные вопросы. Ты спокойно пережил это?
— Назначение было для меня неожиданным. Я попал не то что с корабля на бал... Балом тут и не пахло. Ситуация была стрессовая. Физически и нервно...
Сергей Ястржембский выразился дипломатично.
Предвыборный штаб Ельцина должен был проводить избирательную кампанию без кандидата. Борис Николаевич в прямом смысле не мог встать с постели. Когда президент пропал с телеэкранов, страна забеспокоилась. Тогда организовали специальную съемку. В комнате, где лежал Ельцин, соорудили деревянные панели — такие же, как в его кремлевском кабинете.