Шрифт:
— И существуют политические силы, не очень далекие от Путина, которые поддержали бы именно такой курс.
Но главный недостаток Чубайса, как это всегда бывает в жизни, есть продолжение его достоинств. Он — технарь, у него механистический подход. Он выстраивает жесткие схемы, не учитывая таких привходящих факторов, как настроения и надежды людей...
Анатолия Борисовича дважды с проклятиями увольняли из правительства, но он ни разу не позволил себе выразить недовольство Ельциным. Говорили, что Чубайс будет баллотироваться в президенты. Но это вряд ли. Есть люди, за которых не голосуют на выборах. А некоторые возможные кандидаты в президенты ненавидели его так сильно, что Чубайсу впору было опасаться за свою судьбу.
Если для Геннадия Зюганова Чубайс — идеологический противник, то для Александра Лебедя «ржавый Толик», как изящно выразился генерал, стал личным врагом.
У Лебедя не сложились отношения ни с главой правительства Черномырдиным, ни с руководителем президентской администрации Чубайсом. Черномырдина Лебедь не очень уважал, а вот Чубайс оказался для него крепким орешком.
Лебедя президент не принимал, ему предлагалось обращаться к президенту в письменном виде. Александр Иванович возмутился тем, что стал получать поручения президента с факсимильной подписью Ельцина, о подготовке которых он ничего не знал. Тем самым Лебедь давал понять, что Ельцину эти документы даже не показывали, потому что тот не способен их подписать. Однажды Лебедь без приглашения приехал на президентскую дачу в Горки, чтобы добиться встречи с Ельциным. Охрана его не пустила.
Конечно, Лебедь нарушил все мыслимые и немыслимые правила. Но то, что его не пустили, что никто не к нему не вышел, тоже было делом из ряда вон выходящим. А войти ему не разрешили по той причине, что никому, кроме самых близких людей, видеть больного Ельцина не следовало.
7 сентября 1996 года Лебедь дал интервью известному немецкому журналу «Штерн». Немецкие журналисты расспрашивали его о ходе чеченской войны, о том, кто давал войскам приказы, подчинялись ли командиры Москве или же действовали на свой страх и риск.
Лебедь пренебрежительно ответил:
— Большинство решений принимались в Москве. Как в анекдоте из брежневского времени: сегодня, после тяжелой и продолжительной болезни, не приходя в сознание, генеральный секретарь приступил к исполнению своих служебных обязанностей. В таком состоянии и принимаются сегодня решения в Москве.
Немецкие журналисты были несколько удивлены:
— Это звучит не очень лестно для Ельцина. До того как вы на президентских выборах перешли на сторону Ельцина, вы говорили, что ваш нынешний шеф — старый^ больной партийный функционер, который уже выполнил свою историческую задачу.
— Разве я не прав оказался?
— Вы также говорили, что ему пора уйти.
Лебедь повторил еще раз:
— Разве я не прав оказался?
25 сентября консилиум с участием американского хирурга профессора Майкла Дебейки признал операцию необходимой примерно через два месяца.
4 октября Лебедя наконец принял Ельцин и уделил ему 28 минут. Это было до операции. Борис Николаевич выглядел ужасно. Лебедь, видимо, решил, что Ельцину недолго осталось руководить страной. С этой минуты он исходил из того, что надо готовиться взять управление государством на себя. Мысль о том, что президент может выздороветь, им отвергалась.
Лебедь говорил журналистам:
— Надо просто менять систему. Надо менять людей. Надо менять исполнителей. Вот я к этому и готовлюсь — менять систему и менять исполнителей.
— А когда же вы предполагаете стать президентом? — спросили тогда Лебедя.
— Это как карта ляжет, — ответил он.
Лебедь и не подозревал, что в окружении Ельцина уже давно решили его убрать. Только сделать это было непросто.
В один из последних октябрьских дней 1996 года, уже после увольнения Лебедя, я беседовал в Кремле с человеком, занимавшим тогда один из высших постов. К сожалению, я и по сей день связан обязательством не называть его имя. Но он раскрыл мне весь механизм интриги вокруг Лебедя:
— Поступить иначе мы не могли. Лебедь сделал ставку на досрочный приход к власти. Он видел Ельцина в худшие дни перед инаугурацией, когда самочувствие президента было на крайне низкой точке. Потом долгое время президент его не принимал, а окружение Лебедя сообщало ему, что президент уже на смертном одре, — все бумаги на самом деле подписывает Чубайс. И .Лебедь решил, что вот-вот дорога ему откроется...
В окружении Ельцина считали, что Лебедь сознательно шел на обострение отношений, чтобы иметь повод в решительный момент выйти на площадь, присоединиться к бунтующему народу и повести его на Кремль. Сотрудники администрации уверяли, что им было известно о контактах Лебедя с силовыми структурами — не на уровне первых лиц, а на уровне третьих-четвертых — с десантниками, со спецназом, с военной разведкой. Эти люди выражали ему поддержку и были готовы за ним пойти.
В Кремле опасались, что Лебедь выступит в худший день для власти — в момент какой-нибудь всеобщей забастовки он внезапно бросит на чашу весов свои связи в силовых структурах и совершит военный переворот.
А были ли основания подозревать Лебедя в том, что он способен совершить подобное?
Мой кремлевский собеседник ответил так:
— Он человек, который пойдет на все. Вернувшись после подписания документов с чеченцами, он приехал ко мне сразу с самолета еще разгоряченный. Я стал расспрашивать его о том, что будет потом. Он, среди прочего, говорит: «Надо готовить киллеров». — «Для чего?» — «Да с этими людьми — Яндарбиевым, Масхадовым — дело же иметь нельзя. Придется решать вопрос». Я человек не наивный в политике, но внутренне содрогнулся...