То, что обнаружил Сапогов в квартире, Петрушину было известно и без того. Когда увидел Лелю мертвой, пояснил Сапогов, ему стало дурно, и он выскочил из квартиры. Дома все рассказал жене, и та позвонила в милицию.

Сапогов подтвердил осторожность Лели Ведниковой, ее боязнь посторонних людей, которая усилилась и стала особенно заметной в последнее время. В общем все шло к тому, что убийство совершено одним из тех, кто имел доступ в дом потерпевшей и пользовался ее доверием.

«Одним из тех» был и сам Сапогов. Человек как человек — кряжистый, упитанный, с крепкими задубелыми руками, привыкшими иметь дело с вещами явно тяжелее шариковой ручки. Работал водителем автобуса, не судим. Среднего роста, среднего возраста, во всем «по серединке», без отклонений и особых признаков. Лицо типичное, плохо запоминающееся. В толпе незаметен, «как все».

И все же Петрушин присматривался к Сапогову, выискивал в его облике что-то такое, что могло бы выделить его из толпы, нарушить впечатление усредненности. Хотя Петрушин был следователем со стажем и повидал немало, но он сохранил в себе наивную убежденность в том, что человек, посягнувший на жизнь себе подобного, должен обязательно чем-то выделяться, нести в себе что-то аномальное, в том числе и во внешних проявлениях. У преступников, разоблаченных им, он всегда находил это «что-то»— во взгляде, блеске или пасмурности глаз, в тембре голоса или интонации, в движении рук и пальцев. Но когда перед ним представали люди, еще не клейменные знаком преступника, вся его физиономистика летела к черту, засечь «особые признаки» не удавалось. И никогда не было, чтобы внутренний голос при первой же встрече безошибочно указал: «Это он». Не раз Петрушин сокрушался, что прозевал в нужное время столь очевидные теперь приметы, но, приобретая, казалось бы, опыт, он всякий раз обнаруживал полную неопытность в делах, подвластных шестому чувству.

Сапогов сидел спокойно, перед представителем власти не угодничал.

— Чем вы занимались в день происшествия? — как бы между прочим осведомился Петрушин, используя банальную безобидную хитрость.

—Это когда?—после некоторого замешательства переспросил Сапогов.

— Пятого июля.

— На работе был, — не задумываясь, ответил Сапогов.

— Это была суббота. Вы по субботам работаете?

— Если суббота, то нет, у меня пятидневка.

— И чем вы занимались?

— Это надо вспомнить. Сейчас... — Сапогов наморщил лоб.— Я ездил в пивбар у Тишинского рынка.

— Ну и как?

— Попил.

— С креветками?

— С креветками. Там всегда креветки дают.

— Это когда было?

— С утра ездил, часов в одиннадцать.

— А потом?

— А потом дома был.

— Весь день?

— Весь день.

Это вопросы уже к подозреваемому, а не к свидетелю. Если подозрения не имеют под собой достаточно твердой почвы, задавать их всегда рискованно. В любой момент можно ожидать вполне законного контрвопроса: «А на каком, собственно, основании?..» И тогда останется либо извиниться, либо парировать чем-нибудь жалким, типа «вопросы задаю я» — кому что подходит.

Вообще Петрушин попал в щекотливое положение. Знакомых этого дома может быть много — как их просеять с наименьшими издержками? Подозрения, даже в самой мягкой, косвенной форме, ни у кого энтузиазма не вызывают. Хорошо вот, что Сапогов правильно понял трудности следователя и не стал «качать права». А где гарантия в том, что и другие отнесутся с пониманием и добровольно укротят свое благородное негодование ради столь же благородной цели торжества справедливости?

В папке с делом документов все прибавлялось.

«Сообщаем, что, по данным маркировочной ленты, модель сорочки № 508 изготовлена 4.07.1977 г. и за период с 5.07.77 г. по 8.07.77 г. была отправлена в магазины «ЦУМ», «Руслан» и в Новокаширское отделение Каширского торга. И. о. директора фабрики «Москва» Прошлецов».

«Справка. Интересующие вас сорочки модели № 508 были в продаже 5 июля 1977 г. Зав. секцией «Сорочки» магазина «Руслан» Крупина».

«Справка. Сорочки модели № 508 были полностью проданы 5 июля с. г. в основном здании ЦУМа. Зав. отделом Лепина».

«Директору швейной фабрики «Москва». В связи с расследованием уголовного дела прошу по представленным данным маркировочной ленты выдать под расписку предъявителю сего одну рубашку и образцы тканей, из которых она шилась. Следователь Петрушин».

«Управляющему Московской швейной базой «Росторгодежда». В связи - с возникшей необходимостью прошу отпустить эталон-образец брюк мужских, модель № 75422, артикул 1156-16 сроком на 10 дней. Следователь Петрушин».

Петрушин зря нервничал, время убийства Ведниковой оказалось возможным установить и по времени изготовления и продажи рубашек модели № 508. Поистине все в этом мире завязано в один узел, и прав поэт: сдунешь с ладони сережку ольховую — и чем это обернется, никто не скажет.

Еще подозреваемый не фигурировал даже в предположениях, а следователь Петрушин уже готовил тылы, как говорят юристы, доказательственную базу. Поскольку все одновременно делать невозможно, важно хорошо рассчитать, что за чем; должно следовать, чтобы потом что-то из чего-то могло вытекать и следствия не шли впереди причин.

Намерения Петрушина были вполне определенны: заполучить образцы сорочки и брюк и попытаться обнаружить такие же у подозреваемого, а потом экспертным путем установить, что обрывок маркировочной ленты, найденный на месте происшествия, и то, что осталось от этой ленты на рубашке, составляли когда-то единое целое. Экспертиза невесть какая, не чудо НТР. Концы оборванной ленточки состыковываются, фотографируются и многократно увеличиваются. Теперь милости просим засвидетельствовать: каждая ниточка нашла свое продолжение, волосок сомкнулся с волоском, оборванные связи восстановлены, все опять стало единым целым. Конечно, шансов на такой исход может оказаться и немного, но кто их считал? Убийца вполне может уничтожить рубашку, но может и сохранить: жалко, все же вещь. Убийца — человек жадный, это определенно, иначе бы не пошел на такое.