— Чего просите вы?

Она заговорила чуть слышно:

— Отец мой, чувствую я, что обуревает меня пламенное желание посвятить себя Богу, сочетаться жертвенно с Господом нашим Иисусом Христом, приносимым на престолах наших, на заклание, и отдать жизнь свою непрерывному поклонению Святым Дарам, следуя чину, установленному достославным отцом нашим, святым Бенедиктом, я униженно молю у вас благодати святого одеяния.

— Я охотно дарую вам ее, если вы убеждены, что сможете жить, как подобает жертве, посвятившей себя Святым Дарам.

Она ответила более уверенным голосом:

— Уповаю, что подкрепит меня в бесконечной благости своей Спаситель мой Иисус Христос.

— Да ниспошлет вам Господь сил, дочь моя, — сказал прелат. Встал, обратился к алтарю и, с обнаженной головой, преклонив колена, начал песнь «Veni Creator» [34] , подхваченную голосами всех монахинь за железными узорами решетки.

Потом снова возложил на себя митру и начал молиться, а под сводами разносилось пение псалмов. Послушница, которую отвели на ее прежнее место к аналою, поднялась, поклонилась алтарю и, подойдя между двумя своими подружками к севшему игумену трапистов, коленопреклоненная склонилась у его ног.

Обе провожавшие сняли с нее подвенечную фату и флердоранжевый венец, распустили ленты волос, один из священников разостлал салфетку на коленях прелата, а диакон на блюде поднес ему длинные ножницы.

И в движениях этого монаха, словно палач готовившегося постричь осужденную, для которой близился час искупления, предстала тогда собравшейся любопытной толпе грозная красота невинности, уподобляющейся преступлению, возлагающей на себя возмездие неведомых, даже непостижимых ею грехов, и содрогнулись объятые ужасом пред карающей видимостью сверхчеловеческого правосудия присутствующие, когда епископ забрал в руку волосы, откинул их на лоб и потянул к себе. Точно стальные молнии засверкали в сумраке дождя.

Слышался только скрип ножниц, погружавшихся, среди мертвого безмолвия храма, в руно, отсекаемое их лезвиями. Потом все смолкло. Дом Этьен открыл руку, и длинными черными нитями упал на колени его этот дождь.

Вздох облегчения пронесся, когда священники увели новобрачную, странную в своем влачащемся платье, с неубранной головой и голым затылком.

Вскоре появилась та же самая процессия, но исчезла невеста в белом платье, превратясь в инокиню в черной рясе.

Она поклонилась траписту и встала на колени между матерью и сестрой.

И пока игумен молил Господа благословить слугу свою, церемониарий и диакон принесли из жертвенника возле алтаря корзину, в которой уложены были под увядшими лепестками роз черный кожаный пояс, символизирующий преграду похоти, по мнению отцов церкви, обитающей в области чресл, наплечник, знаменующий жизнь Распятого в мире, и вуаль, означающую уединенное житие, сокрытое во Господе. Прелат возвестил послушнице смысл символов, взял горящую свечу в стоящем перед ней паникадиле и, протянув ее постриженной, возгласил единым речением существо вручаемой эмблемы: accipe, charissima soror, lumen Christi… [35]

Затем один из священников с поклоном поднес Дом Этьену кропило, и тот словно усопшую крестообразно окропил молодую девушку освященною водой. За сим игумен сел и заговорил тихо, спокойно, даже без рукодвижений.

— Не взирайте вспять, — сказал он, — и не жалейте ни о чем; чрез уста мои повторяет вам Иисус обещание, некогда данное им Магдалине: «благую избираешь часть, которая не отымается от тебя». Помыслите также, дочь моя, что, оторвавшись от вечного ребячества суетных трудов, вы исполните полезное дело здесь, на земле. Вы сотворите милосердие наиболее возвышенное, искупите других, помолитесь за тех, кто не молится вовсе, и по мере сил ваших поможете загладить ненависть, с которой мир восстает на Спасителя. Страдайте, и счастье дастся вам. Возлюбите небесного Супруга вашего и вы увидите, как кроток Он к избранницам своим! Верьте мне, столь велика Его любовь, что не дожидаясь, пока очиститесь вы смертью, Он вознаградит вас за ваши жалкие лишения, за ваши скудные тяготы. Еще до смертного часа осыплет Он вас своими милостями, и избыток восторгов настолько переполнит меру ваших сил, что вы будете молить Его о ниспослании вам кончины!

И понемногу воодушевился старый монах, вернулся к словам, сказанным Христом Магдалине, указал, что Иисус возвестил в них превосходство созерцательных орденов над остальными. Преподал краткие советы, подчеркнул необходимость уничижения и бедности, являющих две великие ограды — как вещает Святая Клара — жизни иноческой. Благословил в заключение послушницу, которая, приблизившись, поцеловала его руку и отошла на свое место; помолился, воздев глаза к небу, чтобы Господь принял деву, обрекающую себя на заклание за грехи мира, и, встав, запел «Те Deum».

Все поднялись, и в преднесении креста и свечей шествие вышло из церкви на двор. Дюрталь мог вообразить себя вдали от Парижа, перенесенным вдруг в глубину веков.

Двор, окруженный строениями, был окаймлен против ворот высокой стеной, посреди которой виднелась двухстворчатая дверь. По шести тощих сосен колебались в воздухе с каждой стороны. Пение доносилось из-за стены.

Выступив вперед, послушница, склонив голову, остановилась одна со свечей в руке перед запертой дверью. Опершись на посох, неподвижно, стоял в нескольких шагах от нее игумен трапистов.