— Добрый человкъ, не спасешь ли ты моего Сына?

— Съ удовольствіемъ, прекрасная дама. Давайте Его мн подъ кафтанъ, — тутъ его никто не найдетъ.

— Спасибо, добрый человкъ! Ступай же — дожинай свою пшеницу.

— Что это вы говорите, прекрасная дама? Она еще не посяна.

— Ступай, возьми серпъ! Пока ты сыщешь его, твоя пшеница созретъ.

Не прошло четверти часа, какъ пшеница зацвла и выколосилась.

Не прошло получаса, — она поспла къ жатв.

Первый снопъ далъ сто мръ пшеницы. Сколько далъ второй, — и счета нтъ. Тмъ часомъ налетла конная погоня.

— Эй, мужикъ! Не проходила ли тутъ Марія съ Младенцемъ на рукахъ?

— Проходила, господа, только это было, когда я еще сялъ мою пшеницу.

— Тогда намъ нечего здсь длать. — вдь это значитъ, было, въ прошломъ году. (Legende du Bon Laboureur).

Въ другой разъ, Два Mapія, слыша за собою шаги Иродовыхъ солдатъ, обратилась за помощью къ цвтамъ:

— Роза! Красавица роза! прими мое бдное дитя въ свои благоуханные лепестки, спрячь у себя, чтобы не убила его погоня.

Роза отвчала:

— Ступай своею дорогой! Ища добычи, солдаты, пожалуй, еще затопчутъ меня въ грязь и оборвутъ съ меня лепестки. Вонъ гвоздика. Попроси пpiютa у нея, — авось, она тебя не откажетъ.

Богоматерь пошла къ гвоздик:

— Гвоздика! Прекрасная гвоздика! Открой свои лепестки, спрячь мое бдное дитя, чтобы не убила его погоня.

— Ступай своею дорогой! Мн некогда тебя слушать — мн надо цвсти и красоваться. Вонъ — шалфей, цвтокъ нищихъ. Проси пріюта у него, — авось, онъ теб не откажетъ.

Шалфей послушался Пресвятой Двы и пріютилъ бглецовъ. Когда опасность минула, Марія, прежде чмъ оставить свое убжище, благословила шалфей, — и благословеніе Мадонны наградило «цвтокъ нищихъ» силою цлебною и чудодйственною (Leg. de la Sauge).

Вмшиваться въ рождественскія собесдованія животныхъ — штука не совсмъ безопасная.

Одинъ фермеръ изъ Val d' Ajol (это въ Вогезахъ), боле любопытный и посмле, чмъ другіе его однодеревчане, хотлъ послушать, что будутъ говорить его волы въ рождественскую ночь.

Когда упали сумерки, онъ, захвативъ — на случай опасности — острый топоръ, прокрался въ хлвъ и зарылся въ солому. Ночь была ненастная — черне тюрьмы. Свисталъ сверный втеръ, скриплъ флюгеръ, на двор выла собака.

Пробило полночь; веселый звонъ колоколовъ огласилъ деревню радостною встью Рождества Христова.

Въ ту же минуту фермеръ услыхалъ разговоръ. Одинъ волъ спрашивалъ другого:

— Что суждено намъ длать завтра, пріятель?

А тотъ отвчалъ:

— Мы повеземъ на кладбище прахъ нашего хозяина.

Фермеръ вскочилъ вн себя.

— Ну, это ты врешь, скотина! вскричалъ онъ и замахнулся на вола-предсказателя топоромъ.

Но оружіе, словно невидимою рукою, обратилось на него самого, онъ глубоко разскъ себ голову и повалился на солому, обливаясь кровью. Къ утру онъ померъ, и воловъ, напророчившихъ фермеру смерть, дйствительно, запрягли въ телгу, чтобы доставить гробъ его къ мсту вчнаго успокоенія.

Въ Бретани мужики съ вечера стараются закормить скотъ такъ, чтобы онъ проспалъ роковую полночь. Это — потому, что бесды воловъ въ рождественскую ночь не общаютъ людямъ ничего добраго. Животныя то жалуются на дурное обращеніе съ ними въ теченіе прошлаго года, то пророчатъ хозяевамъ всякія непріятности на будущій. И — чмъ хуже было обращеніе, тмъ скверне они напророчатъ. Такъ ужъ лучше пожертвовать нсколькими вязанками сна и гарнцемъ-другимъ отрубей, за то убаюкать скотину и не допускать ее до разговоровъ.

По другому поврью, тоже вогезскому, если пряха не броситъ работы во время рождественской всенощной, чортъ такъ запутаетъ пряжу, что весь наступающій годъ уйдетъ лишь на то, чтобы ее распутать.

Въ Amavilliers одна женщина еще недавно пекла, во время рождественской всенощной, особые хлбцы — врующіе покупали ихъ по очень дорогой цн, такъ какъ хлбцы эти предохраняли яко бы ихъ скотину отъ волковъ. Въ другихъ мстечкахъ, носятъ въ ладонк кусочекъ рождественской просфоры, какъ врнйшее средство уберечься отъ укушенія бшеной собаки. У пастуха, который первый придетъ къ служб въ рождественскую ночь, особенно удачно плодятся овцы.

Мужики врятъ, что въ рождественскую полночь можно видть духовъ, гномовъ, пляску домовыхъ; что гршники чистилища блуждаютъ въ это время около живыхъ, прося ихъ молитвъ. Вотъ бретонская легенда на этотъ случай.

Въ одинъ сочельникъ, старый благочинный Плоэрмеля сидлъ у камелька и бормоталъ молитвы, въ ожиданіи, скоро ли пробьетъ полночь. Внезапно слуха его коснулся какой-то сухой стукъ. Онъ открылъ двери и — къ великому своему изумленію — увидалъ, что вокругъ его дома собралась несчетная толпа кающихся.