АМФИТЕАТРОВ Александр Валентинович [1862-1923] - фельетонист и беллетрист. Газетная вырезка, обрывок случайно услышанной беседы, скандал в московских аристократических кругах вдохновляют его, служа материалом для фельетонов, подчас весьма острых. Один из таковых, «Господа Обмановы», т. е. Романовы, вызвал ссылку А. в Минусинск [1902]. Фельетонный характер окрашивает все творчество А. Он пишет стихи, драмы, критические статьи и романы - об артисте Далматове и о протопопе Аввакуме, о Нероне («Зверь из бездны»), о быте и нравах конца XIX в. (романы «Восьмидесятники» и «Девятидесятники»), о женском вопросе и проституции («Виктория Павловна» и «Марья Лусьева») - всегда многословные и почти всегда поверхностные. А. привлекает общественная хроника с широким захватом эпохи. У него же находим произведения из эпохи крепостного права («Княжна»), из жизни театра («Сумерки божков»), на оккультные темы (роман «Жарцвет»). «Бегом через жизнь» - так характеризует творчество А. один из критиков. Большинство книг А. - свод старых и новых фельетонов. Бульварные приемы А. способствовали широкой популярности его, особенно в мелкобуржуазных слоях. Портретность фигур придает его сочинениям интерес любопытных общественно-исторических документов.
Праздникъ Рождества былъ во вс времена, окутанъ очаровательною дымкою легендъ и преданій; сочельникъ — вечеръ великой тайны, и народной фантазіи любо населять его сумракъ баснословными образами и исторіями.
Многія изъ легендъ, связанныхъ съ этимъ ночнымъ празднествомъ, мрачны и печальны. Причины тому могутъ быть двоякаго происхожденія. Съ одной стороны, духовенство среднихъ вковъ, желая пріучить свою грубую малограмотную паству къ празднованію великаго дня, пускало въ народъ грозныя повсти, гласившія всмъ и каждому: бда! трижды бда тому, кто небрежетъ святымъ Рождествомъ!.. Вотъ образецъ такой повсти.
Въ одной деревушк, восьмнадцать парней и пятнадцать двушекъ вздумали плясать и пть псни на погост, во время рождественской всенощной. Монахъ, служившій всенощную, отлучилъ безобразниковъ отъ церкви. Проклятіе постигло ихъ немедленно. Они продолжали пть и танцовать ровно цлый годъ, не зная ни отдыха, ни срока. Во все время этого страннаго покаянія, на нивы ихъ не падали ни дождь, ни роса; они не чувствовали ни голода, ни усталости, не износили ни платья своего, ни обуви — до тхъ поръ, пока какой-то прозжій епископъ не снялъ съ нихъ отлученія. Тогда нкоторые изъ плясуновъ умерли, другіе тотчасъ заснули и спали безъ просыпа тридцать дней и тридцать ночей, а у иныхъ на всю жизнь остались конвульсивныя подергиванія — врод пляски св. Витта.
Съ другой стороны, на свтлый праздникъ Рождества ополчались остатки языческой темноты, стараясь омрачить его сіяніе. Изъ всхъ христіанскихъ торжествъ — праздникъ этотъ, знаменующій начало Христовой побды надъ міромъ, — самый непріятный для силы злобной и суеврной. «Слава Теб, показавшему намъ свтъ!» слишкомъ грозно звучитъ въ ушахъ слугъ мрака. Въ защиту себ, они насочинили всякихъ чертей и привидній, и эти фантомы, какъ толпа грязныхъ нищихъ, толкутся на паперти великой церкви добра и свта, первый камень которой заложенъ Христомъ въ эту священную ночь.
Noel — означаетъ радость, веселье. Въ прежнія времена этимъ крикомъ встрчали королей, желая имъ — въ одномъ слов всхъ житейскихъ благъ и успховъ.
Въ первые вка христіанства, сочельникъ — по легенд, впрочемъ, сомнительной — справлялся въ ма. Колыбель божественнаго Bambino утопала въ гирляндахъ вешнихъ цвтовъ. Первой улыбк Христа-младенца отвчала первая улыбка возрожденной природы. Папа Юлій I передвинулъ Рождество къ декабрьскимъ снгамъ и морозамъ.
По старому народному поврью, животныя получаютъ въ рождественскую ночь даръ слова.
Въ особенности, быкъ — въ почетномъ качеств потомка тхъ быковъ, что согрвали лежащаго въ ясляхъ Божественнаго Младенца. Онъ въ состояніи даже прорицать будущее, а изъ прошлаго разсказываетъ много подробностей достопамятной ночи, пропущенныхъ въ Св. Писаніи. Онъ былъ свидтелемъ поклоненія пастырей и волхвовъ, знаетъ вс приключенія послднихъ въ путешествіи ихъ съ высоты Востока и можетъ возстановить событія до послдней черточки. Когда волхвы вошли въ вертепъ, Младенецъ Іисусъ бросилъ на нихъ взглядъ и — гласить провансальская легенда — испугался, потому что одинъ изъ волхвовъ «былъ черенъ, какъ чортъ». Господи! вопросила Два Марія, что съ тобою? отчего ты такъ встрепенулся? Младенецъ отвчалъ:
Увидалъ Я мужа — Сквернаго негра, черне печного горшка. Какъ посмотрю Я на его рожу, Такъ и затрясусь всмъ тломъ!
— Не бойся, Сынъ мой! возражаетъ Марія, — негръ тоже пришелъ поклониться Теб, и его благое намреніе искупаетъ уродство его лица.
Другая трогательная легенда сводить у колыбели Іисуса пастырей и волхвовъ вмст.
— Кто вы такіе? что вамъ надо? Спрашиваетъ св. Іосифъ.
— Мы три царя, пришли по пути, указанному намъ звздою, поклониться Спасителю мipa.
Святая Два показала имъ Младенца Іисуса. Цари пали ницъ и принесли дары. Пастыри, которые только что убрали Христову колыбель полевыми цвтами, съ завистью смотрли на золото, серебро и драгоцнные каменья, разсыпанные царями, и грустно толковали между собою:
— Вотъ такъ подарки сдлали Ему волхвы! Теперь Онъ о насъ и думать забудетъ, — гд ужъ тутъ помнить о нашихъ цвтахъ!
Но, не успли они сказать этихъ словъ, какъ Младенецъ Іисусъ оттолкнулъ ножкою кучу золота и, зажавъ въ ручк подснжникъ, поднесъ его къ устамъ и поцловалъ. Съ тхъ поръ у подснжника — во дни оны совершенно благо — кончики лепестковъ стали розовые, а сердцевинка золотая.
Ягненокъ вспоминаетъ объ Іоанн Крестител и разсказываетъ свои невинныя игры съ Младенцемъ Іисусомъ.
Птухъ излагаетъ исторію, какъ трижды отрекался отъ Христа Петръ-апостолъ.
Оселъ говоритъ дольше всхъ, потому что ему надо разсказать вс приключенія св. Семейства во время бгства въ Египетъ, а также — что говорилъ въ дорог св. Іосифъ, что Богородица, что Младенецъ.
Переходя пустыню, путники мучились жаждою. Встрчный караванъ отказалъ имъ хотя бы въ капл воды. Іисусъ проклялъ жестокосердныхъ кочевниковъ, и съ тхъ поръ караванъ мыкается по свту, не зная отечества, не находя пріюта. Іудеи гнались за бглецами. Вотъ-вотъ настигнутъ. Божія Мать видитъ: вышелъ мужикъ засвать полосу.