Дело выходило теперь далеко за пределы Сарапуля и шло уже о разыскании скрывавшихся в вятских и пермских лесах раскольников, об их тайных скитах и кельях. В громадном собственноручном рапорте от 22 ноября (№ 20) Салтыков подробно развивал те меры, которые, по его мнению, необходимо было принять для разыскания этих скрывающихся раскольников. В конце ноября Салтыков отправился с этой целью в город Глазов и его окрестности; однако разыскать там указанные Ситниковым скиты ему не удалось (рапорт № 49 от 17 декабря); потерпев здесь неудачу, он отправился с той же целью в Пермскую губернию, в Пермь и Чердынский уезд (рапорт № 53 от 23 декабря). Тут его ждал „блестящий успех“: в пяти верстах от деревни ВерхЛуньи Салтыков открыл в лесу тайную раскольничью обитель „унтерофицерской дочери Натальи Леонтьевой Мокеевой“, она же „лжеинокиня“ Тарсилла или Тарсида. В огромном рапорте от I января 1855 года (№ 64) Салтыков привел даже тщательно нарисованный план этого раскольничьего скита. Однако к великому его огорчению сама Тарсилла еще годом ранее уехала из этого скита, и, будучи по другому делу случайно арестована в Перми, была тогда же „выпущена по нерадению“ пермским приставом.

12 января 1855 года Салтыков был уже в Перми (рапорт № 93) и сообщал оттуда о мерах, „какие я полагал бы полезным принять в видах истребления раскольнических скитов“, прося довести об этих предлагаемых им мерах до сведения министерства внутренних дел. Одна из этих мер — нанять „двести лыжников“, чтобы в зимнее время добраться до недоступных скитов. Рапортом от 27 января (№ 116) Салтыков доносил, что едет в город Осу (Пермской губернии) „для дальнейшего следствия“.

В начале февраля Салтыков снова уже в Перми и шлет громадный на 21 листе рапорт (от 3 февраля за № 125) о пропаганде раскола Тарсиллою в Перми и о подговоре ею рекрутов бежать в скиты. Так как Тарсилла скрылась „и где находится — неизвестно“, то Салтыков сделал в Перми обыски в домах поручителей Тарсиллы, мещанина Мальгина и купца Шалаевского. Первый оказался нераскаянным и „на допросе оказал совершенное упорство“; на вопрос Салтыкова, признает ли он государя Николая I, согласно царскому и церковному титулу, „благочестивейший“ — Мальгин отвечал уклончиво, после чего Салтыков его арестовал и заключил в Пермский тюремный замок, считая, что он является расколоучителем, уличенным в „наставничестве“. С этого времени Салтыков, как следователь, начинает широко пользоваться правом ареста обвиняемых или подозреваемых лиц. Тут же в Перми допрашивал он и доставленную к нему под стражей жену главного обвиняемого Ситникова.

Но дело уже не ограничивалось Вяткой и Пермью, нити его протягивались и в НижнийНовгород, и в Казань, и в Ярославль, и в Донскую область, и в Закавказье. Министр внутренних дел Бибиков предложил, однако, вятскому губернатору 28 января (№ 167) „предписать советнику Вятского губернского правления Салтыкову, чтобы он сам не входил ни в какие сношения с начальством Земли Войска Донского и не ездил бы в эту область“. В ответ же на ходатайство вятского губернатора о разрешении расширить круг следствия Салтыкова на соседние губернии, Казанскую, Нижегородскую и другие, — министр отвечал: „Поручить г. Салтыкову, чтобы он, в бытность его в Казани, находился в сношениях с состоящим при министерстве внутренних дел коллежским советником Мельниковым. Так как г. Мельникову совершенно известно состояние раскола в Нижегородской губернии и он может сделать г. Салтыкову указания, то сему последнему удобнее было бы сначала отправиться в Казань, а потом в Нижегородскую губернию“. Этот Мельников, о котором говорится в предписании министра внутренних дел — известный гонитель раскола, впоследствии знаменитый автор романов „В лесах“ и „На горах“, МельниковПечерский. Совместно с ним Салтыкову пришлось проделать ряд обысков в Казани у раскольников; ирония судьбы столкнула здесь двух русских писателей, впоследствии стоявших на враждебных флангах русской общественности: ретрограда Мельникова и социалистического народника Салтыкова. Впрочем, в это время Салтыков был равно далек и от былого своего утопического социализма, и от будущего социалистического народничества: перед нами здесь просто исполнительный чиновник, не за страх, а за совесть выполняющий предписания начальства в деле следствия над расколоучителями из народа. Прежде чем поехать в Казань и НижнийНовгород, Салтыков однако немало поколесил еще по Пермской и Вятской губерниям, все в тех же поисках злокозненных учителей раскола. Рапортом от 9 февраля (№ 141) из г. Осы он сообщал о том, что „сего же числа“ отправляется через Ножевский завод в г. Сарапуль, а оттуда в Глазовский уезд, для производства следствия по делу купца Ионы Телицына, — об этом деле мы еще скажем попутно несколько ниже. В рапорте от 15 февраля (№ 152) из Сарапуля Салтыков сообщил о „внезапном обыске“, произведенном им при проезде через Ножевекий завод у раскольника Китаева. Этого старика семидесяти лет Салтыков после допроса арестовал: „я постановил заключить его, как распространителя раскола, под стражу в тюремный замок“. На другой же день (рапорт № 176) Салтыков сообщал о допросе некоей старухи Новоселовой, „подозревавшейся“ в расколе. Допрос обнаружил, что она действительно приняла монашеское пострижение, а потому, — заключает Салтыков, — „я постановил означенную лжеинокиню Павлину заключить под стражу“… Дополнительный рапорт от того же 16 февраля (№ 177) говорил о необходимости „взять под стражу“ отданную Салтыковым еще в ноябре месяце 1854 года под надзор полиции мещанку Смагину, сознавшуюся в том, что она инокиня. Характерно извинение Салтыкова в том, что он не арестовал эту старуху с самого начала следствия: „к сему долгом считаю присовокупить, что отдача мной Смагиной под надзор полиции вместо заключения ее под стражу произошла собственно от неопытности моей в подобного рода делах, а также и по уважению преклонных лет Смагиной, около 70 лет“…

Как видим, теперь Салтыков считал себя уже опытным; это подтверждает и то перечисление арестованных, которое мы находим в третьем рапорте от того же 16 февраля (№ 178). В Сарапуле таких арестованных по делу Ситникова было три, в Перми — восемь, в Чердыни — четыре, в Оханске — один.

К марту 1855 года Салтыков вернулся в Вятку и рапортом от 1 марта (№ 185) донес, что ему по делам следствия необходимо отправиться в Казань „и оттуда в Нижегородскую губернию, а может быть и далее, куда предстоять будет надобность“. Тут же в Вятке Салтыков написал два рапорта (от 5 и 11 марта) по другому порученному ему делу — „Делу о раскольниках мещанине Галахтионе Ельчугине, тетке его Акулине Михайловой, Леонтие и Герасиме Ситниковых“. Все они привлекались к следствию по тем же причинам „расколоучения“; проезжая через Глазовский уезд в феврале, Салтыков производил дознание о купце Ионе Телицыне, причастном к этому новому делу. В доме этого купца Салтыков произвел подробный обыск, а потом допрашивал отца и сына Ельчугиных. На 14 листах рапорта от 11 марта Салтыков подробно докладывал о результатах этого допроса, сообщая интереснейшие сведения о поморской секте и ее верованиях. Тут и жизнь в скитах, и паломничество в Соловки и Данилов, и изучение „греческой живописи“ для письма старообрядческих образов, и старцы, и старицы, и вообще вся жизнь Поморья. Этот исключительно интересный рапорт Салтыкова подробно пересказан в секретном сообщении вятского губернатора министру внутренних дел от 22 апреля 1855 года.

В конце этого рапорта Салтыков просил освободить его от дальнейшего ведения следствия по этому второму делу, в виду того, что все его время уходит на дознание по делу Ситникова и Смагина и на сопряженные с этим делом разъезды; Салтыков просил однакоже, чтобы старший чиновник особых поручений Заварзин, который вел второе дело, — „по окончании производимого им следствия со всею подробностию уведомил меня о результатах оного“. Это дело „о мещанине Галахтионе Ельчугине“ было закончено однако тогда, когда Салтыков был уже тверским вице-губернатором: начатое 24 марта 1854 г., оно было закончено 5 августа 1860 года [68] .

Возвращаемся к делу Ситникова и Смагина. В середине марта 1855 года Салтыков отправился в НижнийНовгород и Казань; дело все более и более разрасталось. Рапортом от 28 марта (№ 249) из НижнегоНовгорода Салтыков сообщал: „Производимое мною следствие о раскольнике Смагине представляет такие разветвления, которые касаются даже самых отдаленных частей России. В перехваченной у сего раскольника сектаторской переписке заключаются указания на лица, живущие в Москве, Туле, Киевской и Саратовской губернии и даже за Кавказом“. В рапорте от 7 апреля (№ 264) Салтыков дополнительно сообщал: „Окончив следствие по Нижегородской губернии, я… имею надобность отправиться, для некоторых розысканий, в Владимирскую губернию“, предварительно впрочем „имея прибыть в город Вятку“.

В рапорте Салтыкова из НижнегоНовгорода от 30 марта (№ 250) мы находим интересные сведения о служебной переписке Салтыкова с П. И. Мельниковым (Печерским) и о совместном обыске, произведенном ими в Казани у „раскольника беглопоповской секты казанского 3й гильдии купца Трофима Тихонова Щедрина, получившего будто бы рукоположение от лжеепископа“. Такой именно отзыв о купце Щедрине дал Мельников, считавшийся знатоком поволжского раскола. „По получении сего отзыва, — рапортовал Салтыков, — я счел нужным произвести в доме Щедрина внезапный обыск, к которому пригласил и г. Мельникова… Но по обыску сему… ничего относящегося до раскола не найдено“. Далее в рапорте подробно рассказывалось о допросе Щедрина, старика 74 лет, который „в Казани проживает с 1809 года и занимается картузным товаром“; рассказывалось и о религиозном споре, поднЯ-том Мельниковым, чтобы поймать разговорившегося старика. Оба следователя в результате допроса и спора остались убеждены, что Щедрин — старообрядческий священник, или, по официальной терминологии, „раскольничий лжепоп“.

Из НижнегоНовгорода Салтыков, продолжая следствие, совершил поездку по Владимирской и Ярославской губерниям, вернувшись в Вятскую губернию и в Сарапуль только в десятых числах мая 1855 года. Тут его ожидало радостное сообщение: „лжеинокиня Тарсида — рапортовал Салтыков 11 мая (№ 292) — в настоящее время поймана и содержится в Пермском тюремном замке“; и Салтыков просил — это „главное обвиняемое лицо… выслать в г. Вятку в мое распоряжение“. Но в другом рапорте от того же 11 мая (№ 294) ему пришлось донести и о неприятном происшествии: „… Бежал при пересылке из г. Соликамска в Пермь арестант, называвший себя Мельхиседеком“, которого Салтыков считал главным помощником и доверенным лицом Ситникова, его „клевретом“.