Соколовский Владимир Игнатьевич в 1830–1833 учился в Московском университете, сблизился там с Герценом и Огарёвым, был дружен с Полежаевым. В июле 1834 за сочинение песни «Русский император…» был арестован и заключён в Шлиссельбургскую крепость, где пробыл год; с 1837 жил в Вологде, заведовал редакцией «Вологодских Губернских Ведомостей». В 1839 поехал для поправки здоровья на Кавказ, в том же году умер от чахотки. Первое опубликованное стихотворение — Прощание («Галатея», 1830). Известность приобрёл как автор поэмы «Мирозданье» (Москва, 1832), позже были написаны поэмы «Хеверь» (СПб, 1837), «Ода на разрушение Вавилона» (СПб, 1839), «Альма» (не издана). Стихи печатались в периодических изданиях, но отдельным изданием не выходили. В трехтомной антологии публикуются произведения писателей, публицистов, деятелей культуры: А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, А.И. Одоевского, А.А. Бестужева-Марлинского, В.И. Соколовского, И.В. Бентковского, Я.В. Абрамова, СВ. Фарфоровского, Н.И. Воронова, К.Л. Хетагурова, Г.Н. Прозрителева, Г.А. Лопатина, — в разное время живших на Северном Кавказе, в Ставрополе, подвергшихся ссылке на Кавказ или гонениям со стороны властей, а также исследования Н.А. Кот-ляревского, Л.П. Семенова, И.П. Лейберова, Н.В. Маркелова и др. о них и об их творчестве. Произведения «опальных» связаны с нашим краем, Северным Кавказом. Русские писатели проложили пути к взаимопониманию народов России, их произведения способствуют строительству мира в многонациональном регионе.
Прелестной брюнетке
Слова высокой притчи правы! Всему есть время: для труда, Для слез, для смеха, для забавы, — И вот вам шалость, Господа!Рассказ первый
Честь имею рекомендоваться вам, прелестная…. Вот хорошо!.. чуть было не сказал: прелестная Катинька… Конечно, тихомолком вы, может быть, и согласитесь со мною, что такая простота сердца чрезвычайно мила,
Но тут поставить надо: но, Затем, что простота в смешное Обращена людьми давно, И мы — мы чувствуем одно, А говорим совсем другое. Все, кажется, живут в ладу, Но сердце с языком в разладе, И все друзья, да на беду Мы с этим кладом все в накладе. С иным заговори поди: Ведь как прикинется безбожно! Еще от скуки слушать можно, А в рот уж пальца не клади…. Семь мудрецов во всяком деле Споткнулись ныне бы как раз, Затем, что мы теперь у нас Начтем семь пятниц на неделе.Мне кажется, что из всех моих знакомых в двух частях света (простите господа знакомые!) только у одной особы что на уме — то и на языке, и эта особа, разумеется, — вы; есть еще один человек (и это разумеется — я), но кто же хвалит самого себя?..
Когда мне случается думать о вас (а я это делаю беспрестанно с тех пор, как недавно увиделся с вами в первый раз в жизни); когда я вспомню ваши розовые уста, так очаровательно обрисованные, то я никак не могу представить себе, чтобы
Уста невинной красоты Хоть на смех иногда солгали И не сердечные мечты В волшебных звуках изливали… Скажите, к ангельским словам Я быть доверчивым могу ли?.. О! как прелестно вы взглянули: Я верю этим небесам! — Что ж до меня, то я сначала Кажусь на грешника похож, И вот во мне что только ложь, А впрочем, я предобрый малой!..Но если дело пошло уже на правду, мне должно сказать вам откровенно:
Я думывал о вас и прежде, Когда в пленительной надежде, В подлунном мире я искал Красот высоких идеал; От вас он отражен в Поэте, В вас все прекрасное слито, И признаюсь, в одном портрете Я с вас списал уж кое-что…Однако, ведь надобно же называть вас как-нибудь… Знаете ли что?.. Положим, что вы совсем не Катинька и что будто бы я только придумал это имя для шутки, затем, чтобы вас не узнали…
Хоть эта шутка и трудна: Как вы не прячьтесь за толпами, На вас покажут все руками И скажут мне: да вот она!Если я говорю, что я придумал это имя, так я разумею не то, чтобы я в самом деле его придумал. Оно, наверно, было и в допотопных святцах (если только до потопа издавались святцы); но тут сила вот в чем: если я скажу слово придумал, то я непременно обману всех прелестных моих читательниц и благоразумных моих читателей. Все могут предполагать, что вас зовут не Катинькой, а как-нибудь иначе, и ваше инкогнито останется непроницаемым, несмотря на то, что я буду называть вас настоящим вашим именем и прилагать к нему эпитет прелестной, который вы так решительно заслуживаете.
Теперь, когда мы условились о главном, мне остается рекомендовать себя окончательно; впрочем, я уверен, что вы уважаете людей, а не имена, и что ни вашей любви, ни даже вашего внимания
За эту цену не куплю, Когда я вам открою: кто я; Я вам родня, мы все от Ноя, Но больше всех я вас люблю.Мне кажется, что этого довольно, по крайней мере, на первый случай; потому что, любя вас самой пламенной любовью, — так, как никого еще я не любил, я почитаю себя вправе посвящать вам мои труды, а это для меня чрезвычайно важно: я во сто раз охотнее принимаюсь за перо и, верно, в десять пишу скорее обыкновенного.
Я вам сказал, что я вас так люблю, как никого еще не любил… После этого выходит, мне нужно вывести себя на чистую воду; тогда, увидя мою откровенность, вы, может быть, поверите, что душа моя совершенно наполнена вами и что в ней не только чьи-нибудь образы, но даже и самые идеи о тех образах не могут существовать с тех пор, как я так счастливо нашел вас на жизненном пути.
Когда не знаешь вас — простительно грешить; Но познакомившись — тут дело уж иное: Для вас забыл я все земное, А вас нельзя ни для кого забыть!Притом же, прелестная Катинька, я вам признаюся во всем так чистосердечно, что вы, верно, будете ко мне снисходительны.
Я вам покаюся, чем жизнь моя грешна, Я вам перескажу интриг минувших повесть, Тогда вы скажете, прощая шалуна: «Ну, в этом есть, по крайней мере, совесть!»…Если вы это скажете, то отгадаете как нельзя более: у меня точно, удивительно как много совести… Я не дался в иных…
Да! нынче совесть стала дивом; Об ней бессовестно твердят, А верно, совесть есть навряд В ином ханже красноречивом. Начните-ка просить друзей Похлопотать, замолвить слово, — Вам возражение готово: «Нам, право, совестно, ей! ей! Но это сделать невозможно; Ну что бы раньше вам успеть!». Скажите прежде — и безбожно Вам стали б ту же песню петь…