«Сверхъ всхъ тхъ низшихъ анализовъ, которые называются науками и которые сводятъ факты къ нкоторымъ частнымъ типамъ и законамъ, можетъ существовать еще высшій анализъ, называемый метафизикою, который сводилъ бы эти законы и эти типы къ нкоторой общей формул. Этотъ анализъ не опровергалъ бы прежнихъ анализовъ, а лишь пополнялъ бы ихъ. Онъ не начиналъ бы новаго движенія, а лишь продолжалъ бы то, которое начато» [6] .

Какъ мы уже замтили, для этой работы, долженствующей лишь довести до конца дло позитивизма, необходимо имть нкоторое руководство. Тэнъ не скрываетъ, подъ какими вліяніями у него укрпилась идея этой, такъ сказать, позитивной метафизики. Онъ прямо называетъ Спинозу и Гегеля. Но въ какой мр и что именно было усвоено Тэномъ? Вотъ что онъ говоритъ о Гегел:

«Метафизики стараются опредлить верховный законъ, не проходя черезъ опытъ и сразу. Въ Германіи они пытались сдлать это съ героическою смлостію, съ высокою геніальностію и съ неблагоразуміемъ еще большимъ, чмъ ихъ геній и смлость. Однимъ прыжкомъ они взлетли къ основному закону и, закрывъ глаза на природу, пытались найти, посредствомъ нкотораго геометрическаго построенія, міръ, на который не посмотрли. Неснабженные точными обозначеніями, лишенные французскаго анализа, унесшіеся прямо на вершину громадной пирамиды, ступеней которой они не хотли проходить, они подверглись великому паденію; но въ этихъ развалинахъ и на дн этой пропасти, обвалившіеся остатки ихъ зданія все-таки превосходятъ своимъ великолпіемъ и своей массой вс другія человческія построенія, и полуразрушенный планъ, который можно въ нихъ прослдить, указываетъ будущимъ философамъ, своими несовершенствами и своими достоинствами, ту цль, которой нужно достигнуть въ конц, и тотъ путь, на который не нужно вступать съ начала» [7] .

Въ этой яркой картин очень хорошъ и совершенно справедливъ энтузіазмъ, внушенный Тэну германскимъ идеализмомъ. Обломки этой философіи (если кому она представляется въ вид обломковъ) дйствительно неизмримо превосходятъ своимъ великолпіемъ вс другія попытки философскихъ построеній. Какъ видно, эти обломки еще не забыты и до сихъ поръ дйствуютъ. Но нужно пожелать, чтобы каждый философствующій основательно изучалъ ихъ, а не смотрлъ на нихъ, хотя бы и съ уваженіемъ, но лишь издалека, какъ на памятникъ минувшей старины. Съ другой стороны, конечно, стоятъ всякаго вниманія и положительныя науки, «французскій анализъ» и «точныя обозначенія». Очевидная цль Тэна состояла въ томъ, чтобы соединить все это съ германскою метафизикою, сочетать Конта съ Гегелемъ. Но для такого дла нужно философское обсужденіе и обоснованіе, котораго у Тэна существуютъ лишь небольшіе зачатки.

Въ заключеніе приведемъ страницу, всего ясне излагающую его общій взглядъ:

«Тутъ мы чувствуемъ, что въ насъ раждается понятіе природы. Въ силу іерархіи необходимостей, міръ образуетъ единое нераздльное существо, котораго вс другія существа суть члены. На послдней вершин вещей, на самой высот свтлаго и недоступнаго эира, произносится вчная аксіома; и простирающійся въ даль откликъ этой творческой формулы составляетъ своими неистощимыми волнами всю безграничность міра. Всякая форма, всякая перемна, всякое движеніе, всякая идея есть одинъ изъ ея актовъ. Она пребываетъ во всхъ вещахъ, и никакою вещью не ограничивается. Вещество и мысль, планета и человкъ, нагроможденіе солнцъ и трепетанія какого-нибудь наскомаго, жизнь и смерть, горе и радость, — нтъ ничего такого, въ чемъ бы она не выражалась, и нтъ ничего такого, что бы выражало ее всецло. Она наполняетъ время и пространство и остается выше времени и пространства. Она въ нихъ не содержится, и они отъ нея происходятъ. Всякая жизнь есть одинъ изъ ея моментовъ, всякое существо Есть одна изъ ея формъ, и ряды вещей исходятъ изъ нея по несокрушимымъ необходимостямъ, связанные божественными звеньями ея золотой цпи. Безразличная, неподвижная, вчная, всемогущая, творческая, — нтъ имени ее исчерпывающаго, и когда открывается ея ясный и возвышенный ликъ, нтъ человческаго духа, который бы не преклонился, пораженный удивленіемъ и страхомъ. Этотъ духъ въ то же мгновеніе возстаетъ, онъ забываетъ свою смертность и свою малость; онъ по сочувствію наслаждается этою мыслимою имъ безконечностію и участвуетъ въ ея величіи» [8] .

Можно видть изъ этого, что гд сокровище наше, тамъ и сердце наше, что все, чему служитъ наша мысль, въ чемъ она полагаетъ цль своихъ исканій, становится для насъ какимъ-то божествомъ, такъ что можно обоготворять не только разумъ, природу, но и «аксіому».

Философскіе взгляды Тэна наложили печать на вс его произведенія. Рдко можно найти писателя, у котораго такъ ясно были бы видны на каждой страниц вс пріемы его мысли. Онъ даже старается выставить наголо т логическія рамки, т связи и формы, въ которыя вкладываетъ свое содержаніе. И везд мы видимъ, главнымъ образомъ, эмпирика и аналитика. Онъ всегда ставитъ цлые ряды фактовъ, изъ которыхъ вытекаетъ извстное заключеніе, или которыми желаетъ доказать поставленное впереди положеніе. Онъ невольно уклоняется даже отъ единственнаго числа, а любитъ ставить множественное. Человкъ смертенъ — это выраженіе иметъ метафизическую форму; будетъ гораздо ближе къ опыту, если мы скажемъ: вс люди умираютъ, Петръ, Иванъ и пр. и пр.

Поэтому, вс писанія Тэна можно разсматривать какъ приложенія къ частному предмету его общихъ принциповъ. Его статьи по литературной критик, его Исторія англійской литературы составляютъ приложеніе тхъ же самыхъ эмпирическихъ пріемовъ, какъ и лекціи объ искусств греческомъ, итальянскомъ, нидерландскомъ. Все это блещетъ великими достоинствами, обширнымъ изученіемъ предмета, вкусомъ, остроуміемъ, точностію фактовъ и мастерствомъ легкаго и прозрачнаго языка. Но нельзя не признать, что эти писанія оставляютъ въ насъ, однако же, какую-то неудовлетворенность. Мы чувствуемъ, что они не подымаются до высшей оцнки произведеній поэзіи и искусства, и потому не возбуждаютъ и не воспламеняютъ въ насъ любви къ этимъ произведеніямъ. Каждаго поэта и художника авторъ разлагаетъ на его элементы и показываетъ намъ происхожденіе этихъ элементовъ. Можно подумать, что произведенія художества происходятъ какъ непроизвольныя сочетанія особенностей народа, страны, вкусовъ, нравовъ и обычаевъ даннаго времени. Въ чемъ состоитъ цльность художественнаго произведенія, его неисчерпаемая жизненность, и то его главное качество, по которому оно бываетъ намъ дорого, какому бы вку и какой бы стран оно ни принадлежало, — этого нельзя понять по изложенію Тэна. Анализируя, разлагая на части свой предметъ, онъ какъ-будто теряетъ изъ вида его единство, самую его душу. Тэнъ это самъ чувствовалъ и, чтобы спасти это единство, придумалъ теорію нкоторой связи распадающихся въ его мысли элементовъ. Онъ признавалъ въ каждомъ художник господствующую способность и въ каждомъ произведеніи искусства — господствующую черту (chiaract'ere). Это ученіе, кажется, составляетъ прямую копію съ ученія натуралистовъ о подчиненіи признаковъ въ естественной систем организмовъ, Подчиненіе признаковъ есть очень важный вопросъ и для науки о мышленіи и для классификаціи предметовъ природы; но оно есть только вншняя черта единства, содержитъ только указаніе на внутреннюю единую жизнь предмета, а не исчерпываетъ этой жизни.

Пcихологическіе взгляды Тэна изложены въ его книг De l'intelligence (1871), гд дается психологическое объясненіе всей познавательной дятельности человка. Это та англійская психологія, основанная на ассоціаціяхъ и ведущая дло чисто эмпирически, которую у насъ нсколькими годами ране (1867) сталъ проповдывать М. М. Троицкій въ своей книг «Нмецкая психологія въ текущемъ столтіи». Опять нужно сказать, что книга Тэна представляетъ большія достоинства, и по выбору фактовъ, и по строгости и мастерству изложенія. Нкоторыя его выраженія стали даже ходячими, напримръ, что воспріятіе есть лишь правдивая галлюцинація. Онъ съ замчательной послдовательностію проводитъ принятыя имъ основанія. Такъ понятіе я у него вполн обратилось въ нкоторую ассоціацію, и онъ часто говоритъ о «составныхъ частяхъ» я, о «новыхъ сочетаніяхъ», въ него входящихъ, наконецъ о нсколькихъ я, образующихся въ одномъ человк.

Послднія двадцать лтъ своей жизни Тэнъ посвятилъ исторіи. Его трудъ Les origines de la France contemporaine (Первоначала современной Франціи) напоминаетъ своимъ заглавіемъ трудъ Ренана Les origines du christianisme (Первоначальная исторія христіанства), какъ будто Тэнъ задумалъ написать сочиненіе, не уступающее книг Ренана объемомъ и богатствомъ изысканій. Но цль Тэна не простая исторія, а разршеніе нкоторой совершенно отчетливой задачи. «Въ 1849 году», разсказываетъ онъ, «когда мн былъ двадцать одинъ годъ, я былъ избирателемъ и пришелъ въ большое затрудненіе; ибо мн предстояло подать голосъ за пятнадцать или двадцать депутатовъ, и притомъ, по французскому обычаю, я не только долженъ былъ выбрать людей, но и выбирать между теоріями». И вотъ оказалось, что у него нтъ никакого политическаго мннія, никакой излюбленной теоріи. «Послушавши разныхъ доктринъ, я убдился, что несомннно есть нкоторый проблъ въ моемъ ум». Чтобы наполнить этотъ проблъ, чтобы составить себ нкоторое твердое политическое мнніе, онъ (спустя, однако, двадцать и боле лтъ) ршился наконецъ изучать свою страну и ея исторію. «Соціальная и политическая форма», говоритъ онъ, «въ которую какой-нибудь народъ можетъ отлиться и въ которой онъ можетъ оставаться, не предоставлена на его произволъ, а опредляется его характеромъ и его прошедшимъ». «Нужно ее открыть, если она существуетъ, а не пускать ее на голоса» [9] .