Позже мы со скобрами потянулись в лес, чтобы забрать тело Изота. Но не нашли его на месте. Там, где он лежал, осталась лишь примятая трава.

— Может, вы перепутали место?

— Кого ты хочешь обмануть? Себя или меня?

— Не знаю. Вполне возможно, он решил, наконец, убраться из города. Он давно обещал… Еще тогда, на постоялом дворе он проговорился, сказал, что мечтает о гораздо большем, чем об участи простого чистильщика обуви.

— Если тебе так будет легче, то думай так.

— Почему вы тогда сразу не взялись за дело вместе со своими скобрами? За неделю вы бы выбили из него признание.

— Я хотел в одиночку схватить вампира, дабы не подвергать опасности других людей.

— Благородно, — усмехнулся Галба. — Но мне кажется, вы просто хотели славы.

— При чем здесь слава, щенок? Я молчал потому, что хотел до конца убедиться в своих подозрениях, а потом взять его с поличным. Если бы я разболтал всем то, что видел, Люций бы уже давно убежал из Менкара!

— А мне кажется, что если бы не ваше тщеславие, святой отец, многие жизни были бы спасены.

— Эх, Галба Тарот, если бы не время и не место нашей беседы, я бы…

— Знаю, знаю, вы бы лишили меня должности. Или, чего хуже, обвинили бы в клевете или сговоре с дьяволом. Так часто бывает.

— Проклятый писарь, твой поганый язык тебя погубит!

— Ничего не могу с собой поделать. Когда выпью, говорю все, что думаю.

Так значит, теперь вы уверены в том, что он вампир?

А кто он, по-твоему? Говорю же, я видел, как он спешно покидал берег Пиалы с окровавленным ртом!

— Ну, хорошо, хорошо, успокойтесь, святой отец. Пусть будет так, как вы говорите, — Галба развел руками, взгляд его потонул на дне полупустой кружки. Для него не стоял вопрос ребром: верить или не верить священнику. Это было как-то второстепенно. Самым главным для него было сейчас — опрокинуть еще пару кружек.

— Говорят, если посмотреть вампиру в глаза, то можно увидеть свою душу, как она есть.

Старик все-таки плеснул себе горячительного из высокого кувшина и залпом опорожнил глубокую кружку.

— Вот это правильно! Вот это нормально! — Черноволосый улыбнулся. — А то сидите мрачнее тучи. Это вас успокоит, святой отец.

— Не знаю насчет души, но то, что слух и обоняние у них, как у дьявола, это точно.

— Говорят, они могут превращаться в волков…

— Я и здесь промолчу. Перевоплощений я не наблюдал. А вот свидетелем исчезновения одного из них мне пришлось стать буквально на днях. Но, несмотря на это, я буду идти до конца. И я поймаю гаденыша.

— Да где ж вы собираетесь его искать, если он покинул Менкар?

— Говорю тебе, писарь, он все еще в городе. Убийства продолжаются. А эта Камелия, его сестра, она намеренно выгораживает своего братца. Она наверняка с ним заодно!

— Камелия? Эта тихая, богопослушная серая мышка? Н-е-ее-т… — Точно тебе говорю!

— Ни за что не поверю, что Камелия помогает ему. Возможно, она что-то и знает, но вряд ли она замешана в этом деле.

— Я тоже не верил до поры до времени… — И что вы с ним будете делать, когда найдете?

— Предам суду.

— Но ведь нет ни свидетелей нападения на Изота, ни свидетельств других убийств. А самое главное, нет тел. Одни исчезновения. А ваши ночные видения легко можно объяснить бессонницей или изрядным количеством имбирного эля, — на смуглом лице писаря заблестели капельки пота.

— Я смогу доказать, что именно он и есть тот самый убийца-невидимка!

— И как же вы собираетесь это доказывать?

— Есть множество способов отличить вампира от человека.

— Вы серьезно?

Да. И некоторые из них я знаю. Я объясню тебе как, — старик подставил кружку под кувшин. Галба долил ему остатки эля. Перед глотком священник громко выдохнул и закатил глаза.

— Только схожу в отхожее место. Жди меня здесь. Никуда не уходи, — опорожнив глиняную кружку, он встал из-за стола и направился к выходу.

— Как скажете, святой отец, — писарь сощурился и кивнул разносчику.

После того как священник ушел, минут пять Галба Тарот воевал со сном. В конце концов, его слабые попытки сопротивляться объятиям Морфея закончились, глаза его закрылись, шея ослабла, и он уронил голову на стол.

Странный рассказ святого отца Антония остался где-то вне сознания. Образ поэта и его жертвы потонул в волнах накатывающего бессилия и дремоты.

Старик оказался в полной темноте на заднем дворе трактира. Разглядев очертания одинокого дерева, он решительным шагом направился к нему. Если бы на его пути попалась яма или ухабина, он бы непременно свалился в нее и переломал бы себе обе ноги, но на его счастье рельеф территории двора оказался прямым, и быть пострадавшим в результате несчастного случая ему не грозило.