Шрифт:
— Черт бы вас побрал, мне сказали…
Тэгг оборвал его.
— Я знаю, что вам сказали. Однако мы зашли в тупик.
— Тупик — это я, — сообщил я. — Мне нужно знать, известно ли вам о происходящем.
— Мне ни о чем не известно. — Он повернулся к Пайну. — Вы говорили, что я останусь в стороне.
— А теперь мы говорим наоборот.
— Насколько я понимаю, завтра я отсюда ухожу, — сказал я «Бурильщику». — Теперь скажите мне, как это произойдет.
«Бурильщик» посмотрел на Пайна, потом на Тэгта, поддержки не нашел и вновь повернулся к Пайну.
— Скажите ему, — распорядился Пайн.
«Бурильщик» глубоко вздохнул и произнес на едином дыхании, как будто заучил эти слова наизусть и хотел избавиться от них:
— Северо-западные ворота во дворе, в восемь тридцать утра, охранник вас выпустит.
— Как его фамилия?
— Гребер… Вы сядете в грузовик булочника…
— Кто будет за рулем? — поинтересовался я.
— Наш человек, — заявил Пайн.
— Продолжайте, — сказал я «Бурильщику».
— …грузовик выедет через боковые ворота. Это все, что мне известно.
— Грузовик станут досматривать на выезде?
— Нет.
— А как будет с тревогой?
— Ее дадут через час, — ответил Тэгг. — Когда вас хватятся в столярной мастерской. К тому времени вы будете ехать с нашими людьми в сторону Чикаго.
— Вас это удовлетворяет? — обратился ко мне Пайн.
— Вроде бы, да, — ответил я. — Но есть еще одна вещь. Спивента уходит со мной.
Наступила напряженная белая тишина, потом «Бурильщик» прошептал:
— Господи, помилуй.
— Об этом не может быть и речи, — сказал Пайн.
Тэгг попытался успокоить их.
— Если бы мы подготовились к этому заранее… Но как вы видите… — он замолчал.
— Я вижу.
Я поднялся.
— Вы делаете большую ошибку, — заявил Пайн.
— Я в этом не сомневаюсь, — ответил я.
Баукамп спустился со мной в лифте и по коридору провел к первым воротам, где был контроль. У двери сидел Фистер.
— Звонил надзиратель, — сказал он, когда мы проходили мимо. — Заключенного приказали отвести назад.
Пока мы шли в зал для совещаний, я понял, что добился своего, и от этой мысли мне стало приятно.
20
— Я не согласен, — заявил Оскар.
— Как это — не согласен? Я лез из кожи вон, чтобы тебя тоже взяли.
— Рой, мне эта история не нравится, что-то в ней не вяжется. Тебя хотят обвести вокруг пальца.
— Зачем, с какой стати? Ну кому нужно вытаскивать меня отсюда, чтобы обвести вокруг пальца?
— Не знаю. Вот что и вызывает у меня сомнения. Эти ребята — темные лошадки. Ты не знаешь, кто они и на кого работают. И вдруг они готовы оказать тебе самую большую услугу в жизни. Ты видишь в этом смысл?
— Если я выйду на свободу, смысл будет.
— Старик, такие услуги бесплатно не оказывают. Не думай, что тебе купят костюм и дадут билет в одну сторону, домой, в Западную Виргинию. Ты ведь понимаешь?
— Да, черт побери, не такой я дурак.
— Так неужели это тебя не беспокоит?
— Ты прав, беспокоит. Но еще больше меня беспокоит, что придется торчать здесь оставшиеся годы жизни.
— Эта затея тебе нравится больше, чем гроб?
— Со своим вопросом ты опоздал, я уже задавал его себе раз двести. И по-прежнему готов ответить — «нет».
— Вот и хорошо. Ты доказал, что у тебя есть смелость, а мозгов не водится. Но мне это не подходит, я остаюсь. И буду постепенно издыхать.
— Поступай как знаешь, я у тебя в ногах валяться не намерен.
Оскар сидел, сгорбившись на койке, и смотрел в пол. Потом он заговорил:
— Послушай меня. Мы с тобой — вроде залежавшихся на складе товаров, в тюрьме таких, как мы, полно. И никому на свободе до нас дела нет. Верно?
— Пожалуй.
— И вдруг ни с того, ни с сего появляются эти ребята и хотят вручить тебе в подарок луну в бумажной обертке. Какой здесь смысл? Кто они такие? Неужели ты думаешь, что пара простых людей с улицы может запросто войти в тюрьму, поболтать немного с охранником и вывести одного из заключенных на свободу? Такого мне слышать не приходилось. Чтобы сделать такое, нужно быть величиной. Ведь так?