— Гайдэ? Я тебя напугал?

— Нет, — поспешила я мотнуть головой, чтобы его не обидеть. — Я просто сообразила, что вела себя невежливо — не интересовалась твоим пищевым рационом. Воспринимала тебя как обычного человека, хотя, наверное, у тебя совсем другие потребности.

— Мы с людьми не слишком разнимся, — с легким напряжением пояснил оборотень. — Ваша еда нам тоже подходит. Обычаи немного другие, но к этому легко привыкнуть. Хвардам тяжелее, потому что их циклы привязаны к лунам, а у нас все иначе, поэтому и ужиться с людьми нам гораздо проще. За тем лишь исключением, что нам нужно чаще, чем простым хвардам, возвращаться в звериный облик.

Вот теперь насторожилась и я.

— Насколько часто?

— Примерно раз в два-три дня. Иногда — раз в полудюжину дней. Но не менее чем на дюжину оборотов за одно обращение. Если этого не сделать, мы становимся очень раздражительными, — не получая свободы, зверь внутри начинает постепенно брать верх над человеческой половиной, и его становится труднее сдерживать. А если менять личину, то он успокаивается и не мешает.

Я сделала глубокий вдох, а затем такой же глубокий выдох. Так, спокойно. Это не он такой необычный. Это я — слепая курица, которая только сейчас сообразила, что рано приписала ему одни только человеческие добродетели.

— Так ты поэтому вчера ночью уходил?

— Заметила? — почему-то огорчился Мейр. — Я надеялся, что не напугаю тебя тем, что так часто…

— А почему ты должен был меня напугать?

— Мне нужно перекидываться почти каждый день, — неохотно признался он. — У нас в роду такая особенность: зверь очень силен, поэтому требует большей свободы. У моего отца такой рок, у деда был, у братьев. Собственно, именно поэтому в моем роду издревле рождались вожди.

— А-а… насколько он у тебя сильный, этот зверь? — осторожно уточнила я.

— Сильнее многих.

— Надеюсь, это не значит, что в твоих пищевых пристрастиях, помимо дичи, присутствует человечина?

— Нет, конечно! Я же не Тварь!

— Прости, — поспешила я загладить свою оплошность. — Я с хвардами раньше не встречалась, и вообще, у меня на родине бытует мнение, что с оборотнями надо держать ухо востро. Дескать, когда вы перекидываетесь, то себя не помните. А иногда и на ближайших соседей накидываетесь. А от полной луны и того больше — с ума сходите и способны загрызть даже лучшего друга.

— С хвардами иногда бывает… — насупился Мейр.

Ох, кажется, я его все-таки обидела!

— Луна на них действительно влияет очень сильно. — Оборотень вздохнул. — Они и перекидываются, как правило, по ночам. Раз в месяц, реже — два. Но не чаще. И помнят они о человеческой половине, когда бегают на четырех лапах, довольно плохо. Но даже они, обретая второй облик, никогда не опустятся до убийства человека. Разве что обороняясь или защищая свое логово. А миррэ ВСЕГДА сохраняют память о том, что еще недавно были людьми, и способны обернуться в любой момент: хоть днем, хоть ночью.

Я виновато вздохнула.

— Прости. Я действительно не знала.

— Люди, как правило, живут во власти страхов и предрассудков, — все еще сердито проговорил оборотень, уставившись куда-то мимо. — Им проще считать нас зверьми. Чудовищами. Монстрами, готовыми в любой момент накинуться из-за угла. Поэтому мы и живем обособленно — подальше от нелепых подозрений, обвинений и попыток напомнить нам о прошлом.

«Считается, что миррэ были созданы одним из Темных магов в качестве телохранителей и охранников. Такие же сильные и свирепые, как простые хварды, но более быстрые, разумные и преданные, как цепные псы, — внезапно подсказал мне Ас. — Только что-то у него не вышло, и миррэ вышли не только разумными, но еще и независимыми, поэтому, как только появилась такая возможность, покинули своих создателей. А еще говорят, что их порода происходит из Невирона — именно поэтому их так опасаются, — но вроде потом они оттуда сбежали и перебрались к северным границам Валлиона. В леса, на которые из-за близости к эарам и Степи никто не зарится. После чего обжились и теперь считают эти территории своими. Король их не гонит — те земли ему не слишком важны, но за это ло-хварды уже двести лет держат границу в неприкосновенности».

«Что-то больно умный у вас король, — рассеянно отозвалась я. — Умный и до безобразия предусмотрительный. С юга очень ловко Фарлионом прикрылся, с севера — горами, эарами и ло-хвардами. С востока его интересы блюдет Вольница… любопытная он, должно быть, личность. Надо будет взглянуть при случае. Кстати, а как его зовут?»

«Нынешнего — не знаю. А двести лет назад Валлионом правил его величество Эннар Первый».

«Это ты сейчас вспомнил?» — встрепенулась я.

«Не уверен. Просто знаю откуда-то, и все».

«Жаль. — Я огорченно вздохнула. — Как бы помочь вам вспомнить… сами вы не можете, заклятие не пускает… может, у меня что получится?»

Ас внезапно помрачнел.

«Прости. Но мы не хотим вспоминать прошлое. Конечно, ты можешь нам приказать, и тогда наверняка что-то всплывет, но… я прошу этого не делать».

«Почему?!»

«Потому что все, кого мы когда-то знали, давно ушли в Тень. Потому что наших домов, скорее всего, уже не существует. Как не существует наших жен, если они когда-то были, детей… и, возможно, даже страны такой уже тоже нет. Это очень больно — возвращаться с войны на остывшее пепелище, Гайдэ. И больно вдвойне, если ты до самого последнего мига продолжаешь надеяться. Пусть лучше все останется, как прежде. И пусть мы хотя бы сейчас побудем в неведении».