Через четыре дня в Ужгород прибыла смешанная комиссия, состоявшая из французских, чешских и польских офицеров. Председателем комиссии состоял французский генерал. Для прибывших освободили всю гостиницу «Корона».

Результатом девятнадцатидневной работы комиссии явилось шесть протоколов.

Три из них мы приводим:

В продолжение десяти месяцев я бдительно наблюдал за событиями в Галиции, зная, что в случае польско-русской войны снабжение польской армии боевыми припасами будет производиться через Прикарпатскую Русь и Галицию. Для того, чтобы отвлечь внимание населения от работы военных властей, я — с ведома военного министра Французской республики — принял меры к созданию на территории Прикарпатской Руси социал-демократической партии и регулярно оказывал последней моральную и материальную помощь. Когда вследствие подпольной работы венгерских большевиков социал-демократическая партия раскололась, я настаивал перед пражским правительством на предании руководителей «левой», т. е. большевиков, военно-полевому суду. Предложение мое было чешским правительством отвергнуто, и, тем самым, ответственность за дальнейший ход событий падает на последнее.

Доктор Бекеш впервые явился ко мне в январе текущего года с рекомендательным письмом начальника военной полиции города Кошице. Я виделся с ним два раза. Он просил меня о поддержке галицийского украинского национального движения. Просьбу свою он изложил в форме письменного меморандума.

Я собрал через политическую полицию информацию о прежней жизни доктора Бекеша и, после ознакомления с информацией, просьбу Бекеша решительно отклонил. Все же я считал нужным — так сказать, с точки зрения гуманности — спасти Бекеша как бывшего офицера от унизительной нищеты. Поэтому, и только поэтому, из американских пожертвований в пользу безработных я уделил Бекешу столько, сколько нужно было для скромного существования. Эта помощь носила, конечно, чисто благотворительный характер и лишена была всякой политической подкладки.

Когда в результате работы большевистских агитаторов, действовавших благодаря слабости чешского правительства почти совершенно открыто, была сорвана перевозка через Прикарпатскую Русь на Львов военного снаряжения, я заключил соглашение с румынским правительством о выполнении этой задачи румынскими железнодорожниками. Помимо того, я сговорился с командованием венгерской пограничной охраны о том, что в случае восстания рабочих на территории Прикарпатской Руси венгерские национальные войска примут участие в подавлении такового. После взрыва волоцкого виадука я организовал перевозку боевых припасов через Румынию.

Когда мне стало известно, что в польской пограничной области возникло сильное крестьянское движение большевистского характера, я, дабы избегнуть заражения войск большевистской агитацией, оттянул пограничную охрану до Мункача. Этим я достиг того, что в решительный момент в моем распоряжении имелась надежная вооруженная сила.

Когда вспыхнуло восстание в Лавочне, я отдал распоряжение отставному майору Ивану Рожошу выехать в Лавочне и доносить мне о положении дел. На основании донесений Рожоша я регулярно информировал военное польское командование в Кракове и Львове о передвижениях, силах, военных и политических планах повстанцев. Благодаря моей информации польским властям удалось подавить восстание и спасти галицийский фронт от грозившей ему с тыла опасности. Бежавшие в Прикарпатскую Русь и скрывавшиеся в окрестностях Волоца остатки повстанческих банд я приказал захватить и передал их польским властям. Насколько мне известно, повстанцы были преданы военно-полевому суду. Больше показать ничего не имею. Надеюсь, что комиссия в своем заключении признает, что ликвидация восстания в Лавочне, а следовательно и спасение польского фронта явились прежде всего и главным образом результатом моих предусмотрительных и энергичных мероприятий.

Несколько месяцев спустя после крушения так называемой венгерской советской республики на территории Прикарпатской Руси вновь началась подпольная работа большевистских агитаторов. Власти — особенно генерал Пари — были так плохо осведомлены, так мало знали отданную на их попечение страну, что решительно ничего не сумели предпринять для предотвращения большевистской опасности. Я, как человек, родившийся в этих краях и с самой ранней юности боровшийся за интересы своего народа, счел своим долгом встать на защиту демократии. Вступив в сношения с генералом Пари и осведомив его о положении вещей, я убедил его в необходимости безотлагательно создать социал-демократическую рабочую партию. За мои услуги информационного характер генерал взял на себя покрытие административных расходов моей партии. В феврале и марте текущего года, в результате легкомысленного и недобросовестного отношения к делу начальника полиции Окуличани, в аппарат моей партии проникли венгерские большевики. Подло злоупотребляя моим доверием и пользуясь аппаратом, деньгами и авторитетом партии, они взбунтовали рабочих против военных перевозок для польской армии. Когда я в целях обеспечения беспрепятственности военных перевозок хотел устранить пробравшихся в партию большевиков, моя партия раскололась. Генерал Пари, вместо того, чтобы последовать моему предложению и предать вызвавших партийный раскол большевиков военно-полевому суду, неправильно информировал пражское правительство и, ссылаясь на якобы полученное от этого правительства распоряжение, не только терпел, но и попустительствовал работе большевиков. Само собой разумеется, что перевозка военных грузов была сорвана, и польская армия вынуждена была обращаться к услугам частных поставщиков, в первую очередь некоего Анталфи, снабжавшего поляков боевыми снаряжениями по крайне высоким ценам. Анталфи состоял в тесной дружбе с генералом Пари, и последний рекомендовал его польским закупочным организациям.

После партийного раскола генерал Пари поставил дальнейшую материальную поддержку моей партии в зависимость от нашего сотрудничества с украинским агентом, доктором Бекешем. Я вынужден был для видимости согласиться на условия Пари — после раскола материальная поддержка стала для моей партии вопросом существования — и встретился с доктором Бекешем, который ознакомил меня с планом восстания галицийских украинцев. Планы доверителей Бекеша сводились к созданию великоукраинского государства под французским протекторатом. О результатах моих переговоров с генералом Пари и доктором Бекешем я сообщил моему другу, берегсасскому жупану Кириллову. Мы сговорились с ним, что я при любых обстоятельствах буду поддерживать связь с доктором Бекешем, в то время как берегсасский жупан вступит в сношения с пражским представителем польского государства и будет информировать его о планах и действиях украинских националистов.

В начале июля доктор Бекеш сообщил мне, что начальным пунктом восстания намечена пограничная станция Лавочне. Через два дня я узнал, что генерал Пари оттянул оттуда пограничную охрану, чтобы дать повстанцам возможность сорганизоваться, а также для того, чтобы посылаемые Анталфи транспорты оружия могли беспрепятственно дойти до Лавочне. Анталфи, кстати, доставлял оружие не только полякам, но и украинцам. Насколько мне известно, он состоял агентом французской оружейной фирмы Крезо-Шнейдер. За день до восстания мы с доктором Бекешем выехали в Лавочне.

Когда в Лавочне и в его окрестностях власть была захвачена вооруженными крестьянами, повстанцы — неожиданно для доктора Бекеша — вместо украинского национального флага подняли красные флаги и объявили себя большевиками. Руководство было вырвано из рук Бекеша и перешло к какому-то рабочему, по фамилии Лаката, который был послан Анталфи в Лавочне с транспортом оружия. Исходя из тех соображений, что против большевиков все мы являемся союзниками, я предложил Бекешу совместно со мной обратиться к генералу Пари с просьбой о немедленной посылке нам в помощь венгерских и румынских войск. Доктор Бекеш — к великому моему удивлению — отклонил мое предложение и, более того, послал генералу Пари ложное донесение о том, что дела идут по намечен ному плану.