На Илью жалко смотреть. Он заискивающе улыбается, гладит Анечку по головке.

— Я сильный. Я ваш папа, а папы слабыми не бывают.

Гриша исподлобья смотрит на Дашу.

— Папа сказал, что ты нас в цирк поведёшь, веди.

Даша растерянно посмотрела на Илью, про цирк они не говорили.

— Да-да, в цирк! Ты, тётя Даша, забыла, у тебя в сумке билеты в цирк, вспомнила? Вон там, на летней площадке, нас ждёт клоун. Бежим!

Дети устремились вперёд по дорожке мимо роскошного куста жасмина. Жасмин источал насыщенный, умопомрачительный аромат. Илья шепнул:

— Будет у нас свой дом, посадим жасмин, много…

— Отец на даче давно посадил.

Даша не могла справиться с напряжением. Она сразу почувствовала — дети её отвергают. Выброшенный в мусорку шарик — это протест Гриши против незнакомой тёти, которая почему-то рядом с их папой. Анечкин выпад «не бей ребёнка» — протест Анечкин. Дети чувствуют — эта тётя явилась не с добром, она имеет на папу особые права, надо быть начеку. Дальнейшие события это подтвердили.

А у клоуна нос картошкой. Красный, круглый. А башмаки у него с загнутыми вверх носками, ходит и спотыкается. А ещё он говорит тоненьким голоском, пищит как цыплёнок. А то вдруг как забасит! Он бегает по площадке, падает, то и дело поправляет свой нос.

— Это кто к нам пожаловал? — пищит.

Гриша нисколько не смутился.

— Я — Гриша, а сестра — Аня.

— Гриша? — уже басом, — какое у тебя красивое имя, Григорий…

— Ильич, — добавляет Гриша для солидности.

— Ильич, — пищит клоун, — Григорий Ильич, дети, аплодисменты, к нам пожаловал Григорий Ильич!

Дети весело хлопают в ладоши.

— Сестра Анна Или… Илин… — Гриша не может выговорить отчество сестры, — пап, как?

— Анна Ильинична, — приходит на выручку отец.

Грише облегчение.

— Дети, аплодисменты! Сестре Гриши хлопаем, хлопаем, ладошек не жалеем.

Хлопают. Дашино напряжение нарастает. Она чувствует, Илья тоже напряжён.

— А теперь, — клоун поправил нос, споткнулся, подтянул полосатые шаровары, — теперь у нас игра. Я буду называть предмет, а вы, если он летает, поднимайте кверху руки и кричите, что есть силы «полетели»! Понятно? Начали!

— Кастрюля!

Пара рук взлетела вверх, но тут же испуганно опустилась.

Смеху!

— Пирожное!

Внимательные, не проведёшь.

— Воробей!

Лес рук.

— Полетели! — кричат, вразнобой конечно.

— Лопата!

Замерли.

— Шарик зелёный!

— Полетели!

— Шарик красный!

— Полетели!

— Собака Шарик!

Смеются, спутались.

— Одуванчики!

Замерли.

Гриша поднял вверх обе руки и закричал, что было силы.

— Полетели!

— Григорий Ильич, — запищал клоун, — хорошо подумайте…

— Полетели! — упрямо орал Гриша.

Дети засмеялись.

— Гриша, цветы не летают, — шепнул Илья.

— Летают! — бросилась на защиту брата Анечка, — мама говорила, что летают. Куда хочешь полетят. Они и до твоей работы летают.

— Как это до моей работы?

— Ты всё время на работе, — объяснил Гриша, — а мама сказала, что они до твоей работы запросто долетят…

— Дети, — забасил клоун, — а давайте спросим у Гришиного папы, летают одуванчики или нет.

— Получается, летают, — грустно улыбнулся Илья.

— А теперь спросим у Гришиной мамы…

Даша залилась густой краской. Но тут Гриша мигом вскочил с жёлтого пластмассового стульчика и в два прыжка оказался возле клоуна. Он стоял перед ним со сжатыми кулачками, в голубом нарядном костюмчике, красная кепка съехала набок.

— Она нам не мама! Чужая! Маму Вика зовут, Виктория правильно. А это тётя, просто тётя какая-то…

— Ну хорошо, хорошо, успокойся, — клоун не пищал, не басил, он сказал своё «успокойся» тихо и очень грустно.

Но Гриша успокаиваться не собирался. Он смотрел на клоуна снизу вверх, наскакивал как маленький петушок на большого могучего коршуна.

— Не мама! — кричал он, — просто тётя, понял? Мама дома, она нас с папой отпустила погулять, он в командировках всё время, а эта тётя пришла зачем-то, пусть уходит.

Илья широким шагом выскочил на середину маленькой арены, к клоуну и Грише. Сильно сжал Гришину потную ладошку. Гриша ойкнул. Следом выскочила Анечка. Подлетела к Илье, уткнулась в его колени и заплакала.