Шрифт:
Линдгрен выпрямилась, посмотрела Реймонту в глаза, улыбнулась и сказала нежно:
— Потом — да. Когда все будет хорошо. Тогда я тебя никуда не отпущу.
— Все хорошо никогда не будет, — запротестовал Реймонт. — Мржет быть, никогда. Я хочу вернуть тебя, пока я жив.
— И я тебя. Но нам нельзя. Мы не должны. Они все зависят от тебя. Абсолютно все. Ты единственный, кто может держать нас в руках… Ты подарил мне мужество, и наконец я хоть немного могу тебе помочь. Все-таки… Карл, быть королем всегда трудно.
Она повернулась и пошла прочь.
Какое-то время Реймонт не двигался с места. Кто-то взобрался на сцену, хотел о чем-то его спросить.
— Завтра, — отмахнулся Реймонт, спрыгнул со сцены и пробрался к ожидавшей его Чиюань.
Она спокойно, сдержанно, как само собой разумеющееся, сказала ему:
— Если нам суждено погибнуть среди звезд, Карл, я все равно умру счастливейшей из смертных, потому что знала тебя. Что я могу для тебя сделать?
Реймонт смотрел на Чиюань. Никто не слышал их разговора — так дребезжали переборки.
— Пойти со мной к нам в каюту, — ответил Реймонт.
— И больше ничего?
— Ничего. Только оставайся такой, какая ты есть.
Пригладив ладонью жесткие, тронутые сединой волосы, Реймонт смущенно, неуклюже проговорил:
— Знаешь, я не мастак говорить красиво, Айлинь, и в тонких чувствах не искушен. Но скажи, такое бывает— когда любишь двоих сразу?
Китаянка обняла его.
— Конечно, бывает, глупенький. — В ответ он крепко обнял ее. А она взяла его за руку и улыбнулась. — Знаешь, — сказала она потом, — я не перестаю удивляться тому, как, в конце концов, обычна жизнь.
Глава 21
Дочь Маргариты родилась ночью. Не было видно ни единой звездочки. Корабль пробивался сквозь грохот и скрежет. Счастливый отец в это время возглавлял бригаду, занимавшуюся дальнейшим укреплением обшивки. На первый крик младенца ответом был гром погибающих за бортом корабля миров.
А потом все немного успокоились. Ученые проводили расчеты и наблюдения и мало-помалу стали что-то понимать в природе неведомых сил, несущих корабль сквозь световые годы. Получив новые программы, автоматы вели «Леонору Кристин» вперед вместе с космическими вихрями и смерчами.
Далеко не у всех было праздничное настроение, но тех, кто выразил такое желание, собрали Иоганн Фрайвальд и Джейн Седлер. Приглушив освещение, Джейн отгородила часть спортивного зала. Украшения на стенах, развешенные ею к празднику Всех Святых, выглядели живо и весело.
— А нужно ли это? — негромко спросил Реймонт у Чиюань, когда они вошли вдвоем.
— По календарю скоро праздник, — объяснила Джейн. — Почему бы не совместить два события? Фонарики такие красивые.
— Слишком о многом напоминают. Не о Земле, наверно… что уж тут вспоминать, а о…
— Да, я тоже об этом думала. Полный корабль ведьм, чертей, вампиров, гоблинов, привидений, и все вопят, призывая начало шабаша. Ну а мы чем лучше? — сказала Седлер и прижалась к Фрайвальду. Он рассмеялся и обнял ее.
— Мне самому охота маску на себя напялить — страшную, с крючковатым носом, честно!
Остальные согласились, что идея хороша. Выпили больше, чем обычно, развеселились, зашумели. В конце концов вытащили на сцену Бориса Федорова, напялили и на него венок, вручили скипетр, рядом поставили двух девушек, которые должны были выполнять каждое его желание. Кое-кто встал в круг, взявшись за руки, и все запели песню, которая уже тогда была жутко древней, когда корабль покидал родину:
Не все ль равно, куда я после смерти попаду? Не все ль равно, куда я после смерти попаду? В раю или в аду, Везде друзей найду, Не все ль равно, куда я после смерти попаду?Майкл О’Доннел припозднился — только что закончилась его вахта. Он попытался прорваться к Федорову.
— Эй, Борис! — крикнул он, но его заглушил хор, упоен-но распевающий строки блюза:
На что тогда мне сдался толстый кошелек? На что тогда мне сдался толстый кошелек? Билетик в райский сад Не стоит ни гроша, На что тогда мне сдался толстый кошелек?О’Доннел забрался-таки на сцену.
— Эй, Борис. Поздравляю!
Когда я сдохну, так и быть, возьмите мой велосипед, Когда я сдохну…