Но на самом деле ему хотелось принять этот подарок.

Если ему вообще нужен кинжал, — то только этот, который сейчас перед глазами.

— Я редко теперь участвую в сражениях. Не хочу, чтобы он ржавел в бездействии.

— Возьми его. Добавь немного яркого цвета в свой чудный наряд, — вмешался Живоглот.

— Спасибо.

Пальцы Грегора сомкнулись вокруг рукояти, и он вдруг не удержался и ударил лезвием кинжала о лезвие своего меча. Раздался приятный звук — металл звякнул об металл. Грегор внимательно осмотрел свое новое оружие. Это был первоклассный кинжал — похоже, не менее прочный, чем меч. И он чувствовал себя польщенным тем, что Соловет отдала ему свое личное оружие. Правда, это чувство было недолгим и быстро прошло.

— Ну, а теперь мы можем вернуться в бой? — спросил Грегор, засовывая кинжал в ножны на правом бедре, чтобы он был всегда под рукой. Ему не терпелось испытать его в действии.

— Вы двое? — переспросила Соловет таким тоном, будто сама мысль об этом казалась ей абсурдной и нелепой. — Нет, конечно. Я отсылаю вас обратно — тренироваться.

Поначалу Грегор подумал, что Соловет шутит.

Но вообще-то она была не из тех, кто любит розыгрыши. И если сказала «тренироваться», — именно это она и имела в виду.

Грегор хотел сдержаться, но ведь еще минуту назад он находился в самом центре битвы, и яростничество его еще не отпустило. А приказ Соловет — он был оскорбительным, унизительным для него!

— Да что же это такое! Я вам нужен сейчас, здесь! — крикнул Грегор.

Соловет подняла брови:

— Мы сражаемся с грызунами на протяжении многих веков. И, думаю, мы вполне справимся и без плохо обученных мальчиков.

— Это что-то новенькое, — не унимался Грегор. — Ведь вы не особо задумывались о моей тренированности, когда посылали меня в самые опасные миссии, — с того момента, как я впервые здесь оказался!

— Но это не потому, что от тебя ожидали чудес на поле боя, — возразила Соловет.

— Я умею сражаться! Спросите Живоглота! — наступал Грегор. — Он поставил меня на первую линию в Огненной земле.

— Ну кто-то же должен был приглядывать за тобой. Я и решил, что между мной и Перитой у тебя больше шансов остаться в живых, — пожал плечами Живоглот. — Но не думай, что это было просто, — уберечь тебя.

— Что?! Да это ложь! — воскликнул Грегор.

Мысль о том, что он стоял рядом с Живоглотом на первой линии только для собственной защиты, была для него непереносима.

Грегор сорвал с головы шлем и был готов чуть ли не вцепиться в морду Живоглоту, но краем глаза вдруг заметил, что Перита как будто отрицательно покачала головой. И сам не понимая почему — может потому, что уважал Периту, — Грегор вдруг остановился и нахлобучил шлем себе на голову с такой силой, что чуть не пострадали его собственные уши. Он видел, как остальные смотрят на него, и понимал, что должен взять себя в руки. Глубоко вздохнув, он попытался унять свой гнев.

— Хорошо. Когда тренировка?

— За тобой пришлют, — ответила Соловет.

Грегор коротко кивнул и вскарабкался на спину Ареса. Когда они поднялись в воздух, Грегор услышал смех Соловет и ее слова:

— Ну, и кто теперь его враг номер один?

В ответ Живоглот хихикнул:

— Он всегда так легко заглатывает наживку…

Грегор понял, что эта сцена была разыграна нарочно, что его проверяли, желая удостовериться, может ли он взять себя в руки и выполнить приказ.

И он… он эту проверку провалил.

— Мне нужно было просто заткнуться, — сказал он.

И они издевались над тем, что, как он думал, у него хорошо получалось!

— Это трудно, когда тебя провоцируют, — произнес Арес мрачно. — Мне пришлось довольно долго этому учиться — тому, чтобы, как ты выражаешься, вовремя заткнуться.

Они направились в больницу, чтобы зашить Аресу крыло.

У Грегора новых ран не прибавилось, но врач, сняв швы с его голени, обнаружил небольшое нагноение, и Грегора поместили в горько пахнущую лечебную ванну, а потом рану снова зашили. Ему выдали чистую одежду, он отстегнул ножны с мечом и кинжалом и вернул амуницию на место.

Они с Аресом были совершенно свободны.

— Я должен поспать, — сказал Арес. — Эти полеты в Огненную землю меня порядком измотали.

Грегор оказался предоставлен самому себе. Он подумал, что пора проведать сестер. Люкса, вероятно, спит, а у него осталось еще как минимум четыре минуты из тех пяти, что ему разрешили с ней провести. Но в следующий момент он вдруг почувствовал, что сыт по горло всем этим и что единственный человек, которого он действительно хочет видеть, — это мама.