— А труп?..

— Это был не труп, — сказал Карреда. — Это была всего-навсего безжизненная копия его тела, кукла, если хотите… Не мог же он, в самом деле, исчезнуть со станции бесследно… Кстати, надо признать: это была ошибка с нашей стороны.

— А второй?

— А второй появился в ответ на эту ошибку, — проговорил Маккин. — Недооценили мы все-таки ваши органы…

— Второй был агентом Службы Безопасности, — пояснил Карреда.

— Я его и пальцем не тронул, — сказал Маккин. — Просто у него оказалась слабая психика… — Он поднялся, подошел к Вуду и положил руку на его плечо. — А что касается истребителя, Джерри, то сейчас мы покажем вам еще одну запись. Она была сделана через три года после завтрашнего дня… Как ни удивительно это звучит.

Он вставил в магнитофон еще одну кассету и пояснил:

— Сейчас вы, Джерри, увидите… если можно так выразиться, главного виновника трагедии.

Запись была сделана в каком-то заштатном кабаке. Вуду показалось по быстро промелькнувшим на экране кусочкам интерьера, что это была Роза ветров. Потом появился стол, заставленный грязными, захватанными стаканами и бутылками с какой-то неизвестной бурдой странного цвета. Человек, сделавший запись, сидел с одной стороны этого стола, а напротив, за батареей стаканов сидел Мидлтон. Вуд сразу его узнал, хотя этот обрюзгший, заросший щетиной субъект с мешками под глазами очень мало напоминал того молодого весельчака, после баек которого вся рота ржала так, что от хохота звенели стекла в казарме, а приблудный беспородный пес по кличке Фугас, ошивающийся на полковой кухне, начинал истерично лаять и носиться вокруг казармы.

В кадр поминутно лезли какие-то пьяные ощеренные физиономии с предложениями выпить на брудершафт, но Мидлтон отмахивался от них. Запинаясь и все время хватаясь за стакан, он рассказывал про изумрудные звездочки и про внезапное исчезновение облачности, про летающую тарелку и про потерю связи с землей, про взрыв и про то, как после возвращения из полета ему никто не поверил, за потерю двух ракет посадили на губу, а потом вдруг начисто списали из авиации, без пособия. По мере свиданий со стаканом Мидлтон пьянел и пьянел катастрофически быстро, но Вуд его рассказу сразу поверил. Он поверил ему быстрее, чем всем этим неотразимым видам фантастического города и Кондору с его смертоносными ракетами. Он поверил ему моментально, потому что никакие другие события не могли превратить развеселого парня и блестящего служаку Мидлтона в этого отвратительного пьяного старика с трясущейся головой, мутными глазами и щербатым ртом.

— Кстати, — сказал Карреда, — через несколько дней после наблюдаемого нами разговора человек этот был найден на пустыре за Южным вокзалом с ножом под левой лопаткой.

— Его убили по приказу полковника Гринберга, — добавил Маккин, глядя на экран.

— Да, ты знаешь, Джон, — сказал Карреда метеорологу, — меня ведь Гринберг тоже чуть не накрыл. Позавчера еле успел уйти от облавы… Отсиделся, слава богу…

И тут Вуд вспомнил, где он раньше слышал это имя: Гринберг, вспомнил неожиданно и четко, как иногда вспоминаешь вдруг до мелочей приснившийся когда-то, давно забытый сон.

В тот вечер он пришел к Исидоре прямо на работу. Когда он вошел в контору, она разговаривала с кем-то по телефону. Вуд услышал только окончание фразы: …мною заинтересовался Гринберг. Увидев его, Исидора сразу же повесила трубку. Он приревновал ее тогда к этому Гринбергу, а она смеялась и говорила, целуя его, что пригласит этого Гринберга на их свадьбу. Через два дня ее нашли задушенной в своей собственной комнате. А когда Вуда арестовали по подозрению в связях с подпольем, он попал в одну камеру с кем-то из товарищей Исидоры. Аресты тогда были массовые, и камер-одиночек не хватало. Тот парень, здоровенный негр с Поморья, по-видимому, знал Вуда, и когда его забирали на допрос, успел шепнуть Вуду, что Исидору убил какой-то полковник из политической полиции. Фамилии полковника негр не знал, а больше Вуд его никогда не видел…

Теперь он все вспомнил, все понял и даже задохнулся от жгучей ненависти. Она нахлынула так неожиданно, что он даже не успел собраться, и, видимо, лицо его сильно изменилось, потому что Маккин и Карреда удивленно и встревоженно посмотрели на него.

— Вы что-то решили, Джерри? — спросил Маккин.

— Меня зовут Майкл Вуд! — отрывисто сказал Вуд.

Маккин и Карреда переглянулись.

— Скажите мне, Джон, что вы теперь намерены предпринять? — спросил Вуд.

Они снова переглянулись, словно коротко проконсультировались друг с другом о чем-то очень важном.

— Этой же ночью мы вернемся к себе домой, — сказал метеоролог. — Вся аппаратура у нас здесь, в той комнате, где вы меня… так сказать, застукали. Метеостанция еще до рассвета будет уничтожена.

Вуд задумался, потирая рукой подбородок. Карреда допил кофе и встал из-за стола.

— Пойду свяжусь со Стариком, — сказал он. — Пусть готовятся к приему. Возвращение блудного сына…

— Ты думаешь, приемная аппаратура еще существует? — сказал Маккин, выключая магнитофон.

— Думаю, да. Наша ведь не исчезла. Хотя кто его знает… Эти мне парадоксы времени. — Он вышел из каминной.

Маккин зачем-то стал убирать со стола грязную посуду.

— Что вы думаете делать со мной? — спросил его Вуд.

— Это вы сами должны решить, — сказал метеоролог. — Вот только времени у нас, к сожалению, очень мало.

— Да, Клаппер наверняка скоро пожалует сюда, — сказал Вуд.

— Клаппер? — спросил Маккин. — Кто это — Клаппер?

— Есть такая личность, — сказал Вуд. — Вы его не знаете… Скажите, Джон, у вас найдутся для меня какие-нибудь документы?

Метеоролог взглянул на него и понимающе кивнул головой.