Две левретки бежали впереди принца. Дурацкая мода, скопированная у дяди!

Лессинг подошел к принцу и снял шляпу. В ответ он был удостоен равнодушного и, видимо, машинального кивка.

Значит, следовало заговорить. Лессинг сказал, что наконец вернулся после долгого путешествия с принцем Леопольдом.

Его светлость ответил, что рад видеть его снова в Брауншвейге, и хотел уже пройти мимо.

Лессинг поспешно объяснил, что еще перед отъездом он неоднократно, хотя и тщетно, бывал во дворце, и вот теперь он надеется, что в ближайшее время герцог найдет время его выслушать.

Наследный принц возразил, будто ему не докладывали, что Лессинг был во дворце, тем самым в одно мгновение поставив все с ног на голову. Ему, напротив, необходимо поговорить с Лессингом, и он непременно его пригласит, если Лессинг готов подождать в Брауншвейге его распоряжений. Сказав это, он зевнул во весь рот и зашагал вслед за собаками.

Лессинг обосновался в Брауншвейге и тщетно ждал день за днем. Наконец ему стало ясно, что принц Леопольд, несмотря на все заверения, так и не замолвил за него слово. Впрочем, этому мальчишке предстояло нарушать свои обещания еще не раз. Да и можно ли было ожидать иного от всего их сиятельного выводка?

Когда спустя десять дней Лессинг окончательно потерял терпение, он дал «волю сердцу», как любили выражаться у него дома, в Саксонии. В вежливых, но метких и язвительных выражениях он упрекал наследного принца в бесконечных надувательствах и напомнил ему о том, как вольфенбюттельского библиотекаря более трех лет водили за нос и морочили ложными обещаниями. Он ничего не упустил: ни своего намерения жениться, ни весьма посредственного жилья, ни тщетных надежд на повышение вознаграждения. Он завершил письмо угрозой, что в силу всех этих причин — в коих принцу некого винить, кроме себя самого, — он будет требовать у герцога отставки.

Письмо возымело ошеломляющее действие. В тот же самый день к Лессингу был отправлен камергер фон Кунтч. Ему поручалось устно посулить: повышение вознаграждения, аннулирование долгов, тысячу талеров аванса, виды на лучшее жилье, — но при условии, что Лессинг не пошлет жалобу герцогу.

Однако стоило ему согласиться, как снова потянулась прежняя канитель. Принц в тот же день уехал и очень долго не показывался в Брауншвейге.

За время бесплодного ожидания вышли из печати сочинения Вильгельма Иерузалема с тем самым предисловием Лессинга, что задержалось из-за путешествия в Италию. Он разослал эту книгу всем влиятельным ученым в немецких государствах — Кестнеру, Гейне, Эберту, Рамлеру и господину Мозесу — с запиской, призывающей не только обратить внимание на содержание сей публикации, но и «постичь истинную точку зрения автора».

Из путешествия по Италии Лессинг возвратился зимой. Но близился уже разгар лета, когда представилась, наконец, возможность побеседовать с принцем. Тот предложил восемьсот талеров годового вознаграждения вместо шестисот, милостиво согласился выплатить авансом тысячу талеров, которые впоследствии должны были быть удержаны, и пожаловал Лессинга в надворные советники.

Лессинг поблагодарил за повышение жалования, сам вызвался возвратить аванс в течение двух лет, а затем прямо и недвусмысленно заявил, что не придает никакого значения титулам.

Но наследный принц связал все в один узел. Это-де является одним из условий. Он хотел бы видеть Лессинга при дворе. Ведь как знать, может быть, скоро наступит время, когда надворного советника Лессинга придется использовать. Он хотел бы заручиться его поддержкой, как и поддержкой других порядочных граждан страны, и он уверен, что надворного советника Лессинга удастся использовать наилучшим образом.

Принц снова и снова употреблял это странное слово, приравнивающее человека к неодушевленному предмету.

Так Лессинг вопреки своей воле стал надворным советником, ибо нуждался в талерах для своей будущей семьи. Ему оставалось только гадать, как его намеревались «использовать». Возможно, наследный принц хотел лишь заставить его в дальнейшем вновь являться ко двору всякий раз, когда полагалось верноподдаными поклонами выражать свою преданность?

От Эберта, который не выказал ни малейшего удивления, услышав о титуле надворного советника, Лессинг узнал больше. Оказалось, что престарелый герцог несколько дней назад внезапно тяжело занемог. Поговаривали о параличе правой стороны тела, и наследный принц, видимо, возмечтал теперь взять бразды правления в свои руки. Однако вся эта неразбериха могла продлиться долго, — считал Эберт, — ибо престарелый герцог тем временем несколько оправился, а он был не из тех, кто преждевременно сдается.

Цахариэ, всегда превосходно осведомленный, ибо, не умея сидеть без дела, он, помимо места профессора, занимал в течение ряда лет также хлопотливую должность издателя «Новой брауншвейгской газеты», от которой лишь недавно был освобожден, — так вот, даже он заколебался, когда Лессинг спросил:

— Апоплексический удар? У него что, были неприятности?

— Вполне вероятно, хотя вслух ничего не говорится, — сказал Цахариэ. — Давайте рассуждать: считалось, что наследный принц часто бывал в своем полку в Гальберштадте. Но чтобы так подолгу? Столько недель — и лишь в своему полку? А между тем поговаривают, будто в Англии находятся более четырех тысяч солдат герцогства…