Наконец-то Лессинг почувствовал, что признан. Но за дополнительное задание он взялся с большой неохотой.

— Меня охватывает ужас, — пожаловался он Еве, — при одной лишь мысли о том, что опять придется иметь дело с театром.

В конце концов при помощи Лессинга Мангейм залучил к себе лучших после труппы Экхофа актеров — труппу Абеля Зейлера, к которой принадлежала и несравненная госпожа Гензель.

В середине января 1777 года, заручившись согласием жены, Готхольд Эфраим Лессинг отправился по заснеженным дорогам в Мангейм. Престарелый герцог Карл предоставил ему отпуск.

В Мангейме Лессинг отыскал старых и обрел новых друзей и почитателей, и среди них — Мюллера-живописца, который принадлежал к окружению Гёте, был также не чужд литературного творчества и написал своего «Фауста». Наконец, специально из Дармштадта, а это составляло добрых три часа езды, прибыл славный Клаудиус вместе с Мерком.

— Скажите-ка мне, любезный Клаудиус, кто такой Мерк, чем он занимается? — прошептал Лессинг на ухо другу.

Но Клаудиус только рассмеялся.

— Мы можем говорить вслух. Моего спутника это никак не заденет. В настоящее время он — военный советник в Дармштадте, но вы его знаете скорее как бывшего издателя «Франкфуртских ученых известий», в которых сотрудничали Гёте и Гердер.

— Ах, Гердер, что за человек! — громко воскликнул Лессинг.

— А Гёте? Хе-хе! Зря вы его недооцениваете! Мы с ним друзья детства, — произнес Мерк и, улыбнувшись с видом превосходства, продолжал: — Когда он накропал своего «Гёца», я ему сказал: «Хе-хе, издай-ка эту штуку! Вообще-то она никуда не годится, но все же издай ее! Если ее переделывать, она, может, и изменится, но лучше наверняка не станет».

— Так это вам мы обязаны выходом в свет «Гёца»? — спросил Лессинг, пряча улыбку.

— Хе-хе, так оно и есть. Не стану врать.

Его светлость курфюрст, так заявил министр барон фон Хомпеш, желал бы привязать Лессинга к пфальцскому двору. Но об Академии уже речи не было, говорили исключительно о любимой игрушке этих господ — новом Национальном театре. Руководство им было бы желательно возложить на какого-нибудь выдающегося мужа с богатым опытом, заметил министр. Короче говоря, курфюрст полагает, что надворный советник Лессинг благожелательно и с благодарностью отнесся бы к своему назначению на эту должность.

Лессинг отказался. Он отверг это предложение со всей решительностью. Он пояснил, что его опыт охватывает и негативные стороны дела, имея в виду свои воспоминания об актерских склоках, о тщеславии и о слабых пьесах; ведь только Шекспиром, Клингером или Лессингом нельзя заполнить весь репертуар.

В итоге Лессинг получил один день на размышление; однако когда он вновь явился к министру, там обсуждался уже совершенно новый вариант.

Теперь речь шла о том, что его светлость курфюрст всемилостивейше предлагает надворному советнику Лессингу, «как ученому первой величины», возглавить руководство Гейдельбергским университетом и осуществлять надзор за всеми тамошними занятиями.

Лессинг ответил, что подобное предложение — большая честь для него. Он дал свое согласие немедленно, без колебаний и предварительных условий, ибо, радея всю жизнь об образовании и просвещении, вдруг увидел перед собой новое широкое поле деятельности. В сопровождении секретаря кабинета фон Штенгеля и Мюллера-живописца Лессинг в дворцовой карете отправился в Гейдельберг осматривать свои будущие владения. Об этом стало известно — сперва среди широкой публики, сочувственно следившей за всеми шагами Лессинга, а затем и при дворе.

Однако верховная опека над университетом находилась в ведении министра Оберндорфа, и тот учинил скандал из-за того, что фон Хомпеш его обошел. Чтобы решительно пресечь эти посягательства, Оберндорф прибегнул к услугам весьма ретивого патера Франка. Сей острый на язык муж, которого все побаивались, поднял истошный крик, обвиняя министра фон Хомпеша в том, что он вознамерился поручить воспитание католической молодежи страны протестанту Лессингу.

Теперь при дворе взглянули на это дело другими глазами, и сама мысль о каком бы то ни было использовании Лессинга показалась вдруг весьма сомнительной. Хомпеш был вынужден признать свое поражение, а секретарь кабинета фон Штенгель получил указание без долгих церемоний спровадить Лессинга восвояси.

Секретарь кабинета оказался из тех болтливых дипломатов, которые подробно описывают свою служебную деятельность. «Мне было поручено, — значится в его мемуарах, — передать Лессингу от имени курфюрста массу любезных слов, вручить ему шкатулку, полную дукатов, а в придачу — коллекцию золотых медалей с выбитыми на них портретами курфюрстов Пфальцских, начиная с Оттона Светлейшего и кончая Карлом Теодором; кроме того, ему особо возместили дорожные расходы и оплатили проживание, и Лессинг исчез, как и появился». Остается лишь добавить, что «золотые» медали, начиная с Оттона и кончая Карлом Теодором, при ближайшем рассмотрении оказались из простой меди, покрытой тончайшим слоем позолоты.