– Нет, я не могу… – повторил Дима, не поднимая глаз. Словно можно было стоять вот так, не видя ничего вокруг, и от этого проблемы исчезали сами собой.

Каким бы человеком ни был Лишнев, но то, что требовал «пахан», делать нельзя.

– Бери, не зли Леху! – Пинцет резко всунул капсулу в потную ладонь бывшего студента. – Помни, идиот, Леха не случайно получил кликуху «Гестапо» на зоне. Хочешь на себе проверить?

– Я не буду этого делать! Передай своему пахану, – Дима посмотрел на Пинцета, раскрыл ладонь, предлагая зэку забрать капсулу.

– Тебе жить, – спокойно заметил тот, пожав плечами. – Бери, думай сам, как быть. Леха дает тебе два дня, включая сегодняшний. Не сделаешь – опустим. И еще раз опустим. По-всякому. Потом – искалечим. Затем, когда еще чуток помучаешься, перо под ребра засунем. И пойдешь на корм птицам. Или рыбам. Я все сказал. Думай.

Пинцет ушел. Дима, весь мокрый от пота, прислонился к черной стене домика.

– Господи, да что же это такое? – простонал Клоков, в отчаянии глядя на полураскрытую ладонь.

В ней перекатывалась маленькая капсула, наполненная желтоватой жидкостью.

Остаток дня Дмитрий провел, будто в тумане. За обедом еда не лезла в горло. Клоков сидел, уткнувшись носом в тарелку, не реагируя ни на вопросы, ни на реплики коллег, обменивавшихся мнениями по поводу качества монтажа генератора. Он ушел в себя настолько, что не замечал ничего.

Мысли крутились вокруг одного и того же вопроса: «Что делать?» И снова, и снова – то ли в тысячный, то ли в миллионный раз – Дима молча разговаривал сам с собой. Казалось, будто бы раздвоилась душа. Не тело оторвалось от мозга, а именно нутро, «эго» Дмитрия Клокова поделилось на части. И первая половинка Дмитрия безостановочно шептала: «Вылей это Лишневу. Вылей! Тебе же сказали, не умрет он. Только обделается, как новорожденный ребенок. И спеси у бывшего спецназовца поубавится…» Дима, слушая этот тихий голос, соглашался. Уже готов был поступить так, как вдруг начинал звучать другой, более тревожный: «Нельзя так, Димон. Нельзя! Подумай, кем ты станешь, если сделаешь то, что требует Леха-Гестапо. „Шестеркой“ у пахана? Хуже! Ты не из того клана, и никогда не будешь для них своим. Кто ты? Мальчик для грязной работы? Подставишь человека, пойдешь на поводу у бывшего зэка?»

А первый голос, чувствуя, что Дмитрий колеблется, готов поменять решение, начинал тревожно бубнить, перебивая «оппонента»: «Лей! Лей! Не думай. Бывают такие минуты в жизни, когда надо просто идти на поводу у событий! Не всегда можно гнуть свою линию. Лей! Идти против Лехи-Гестапо – все равно что атаковать с копьем ветряные мельницы…»

«Нет! Нет! Нет! Станешь марионеткой в руках пахана – обратной дороги не будет. Ты, Дима, должен четко понимать свое место. Люди разделились на три группы, помни! Инженеры и Салидзе – не твоя стая. Остаются либо зэки, либо группа Лишнева-Доценко. Сдав лидера, потеряешь место в стае. Одиночки тут не выживают…»

«Опустят! Опустят! Опустят! О каком выживании идет речь, Клоков?! Осталось полтора дня, и за тебя возьмутся отморозки! Какой смысл говорить о том, что будет когда-нибудь после?! Ничего уже нет, кроме сейчас…».

– Клоков, повнимательнее пожалуйста! – строго произнес Геннадий Прохоров, случайно или не случайно оказавшийся за спиной бывшего студента. – Эй! Клоков?

Дима на короткое время «вывалился» из кокона своих мыслей, будто очнулся. После обеда бригада действовала в подземной галерее, именно там, куда были протянуты «электрохвосты» от дизель-генераторов. Где под руководством инженеров рабочие монтировали какое-то непонятное оборудование. Видимо, для проведения научных исследований. Об их назначении непосвященному человеку было очень трудно догадаться.

Дима работал плохо. Ему все время не хватало концентрации внимания, инструменты валились из рук. Временами Клокова охватывала слабость: то бросало в жар, то начинал бить озноб. Может, физическое недомогание было незаметно со стороны, но от главного инженера не ускользнуло, что работавший на монтаже Дмитрий Клоков невнимательно контролирует контактные площадки узлов агрегата.

– Повнимательнее, пожалуйста! – повторил Прохоров. – Это очень важная работа. Ответственный участок. Я поставил тебя именно потому, что ты, Дмитрий, в отличие от некоторых, способен к тщательному самоконтролю. Не надо гнать из-под палки.

Дима вздрогнул и обернулся, попытался поймать взгляд инженера. Но тот уже двигался дальше, с планом, что-то показывая на схеме Георгию Салидзе. Бригадир часто-часто кивал, всем своим видом демонстрируя понимание момента.

– Не надо гнать из-под палки, – тихонько повторил Клоков слова Геннадия Прохорова, шмыгнул носом. – Да, Димон. Попал ты. Тебя не надо гнать из-под палки. Сам сделаешь то, что от тебя требуют…

«Опустят! Опустят! Опустят! О каком выживании идет речь, Клоков?! Осталось полтора дня, и за тебя возьмутся отморозки! Какой смысл говорить о том, что будет когда-нибудь после? Ничего уже нет, кроме сейчас…».

«А если там, в капсуле, совсем не слабительное? Ты об этом подумал? Что если там яд? Ты подольешь это в чай Лишневу, он умрет. Начнется расследование. Возможно, прибудет группа дознавателей с материка. Конечно, сначала подозрение падет на Леху-Гестапо. Однако, как только станет ясно, что яд был подлит в чай, тут всему и конец. Начнут искать среди тех, кто находился рядом с Константином Лишневым перед его смертью. Сразу же вспомнят, как вы относились друг к другу. Да еще, неровен час, найдут ампулу… С отпечатками пальцев…».