А потом ходил светел, свеж,

вновь был полон простых надежд

и из тысяч любых одежд

лишь одну узнавал, как пёс…

Видно, издавна повелось:

что хирело, что жило в рост —

всё найдёт церковный погост.

Ах, куда меня заносило!

Жизнь какая меня бесила!

А теперь не имею силы

глаз поднять на её могилу...

* * *

Прелестна нелогичность женских слов

Необъяснимо тонкое волненье

И кажется тягчайшим из даров

легчайшее руки прикосновенье

Не умирай, любимая, не уходи!

Я не могу понять, что ты

с другим.

Веселым иль угрюмым, добрым, злым.

Любым!

Я не могу понять, что ты

с другим...

Как непонятно просто в мире всё.

Играют дети. Солнце бьёт в окно.

Пенсионеры в стол вбивают домино.

Но! Как непонятно просто в мире всё.

А в комнате —

молчание твоё.

Оно меня по нервам тупо бьёт,

оно висит, а я сижу и жду.

Ты у дверей счищаешь маникюр,

на пальцы смотришь,

говоришь: "Пойду?.."

Ну так чего же я сижу и жду?!.

Ведь ты уйдёшь! А солнце будет бить

нещадно... Пусто... И в висках стучит...

Всё так же жить?

По городу бродить?

Кивать соседям?

Нелюбимым быть?

Нет!

Не могу!

Чего ж я не могу?

Всё будет так.

И я себе не лгу.

Всё бесполезно и неотвратимо.

Сегодня умерла моя любимая.

Тоска плывёт по городу, тоска...

Любимая, а помнишь, как тогда...

Роняют женщины тела

И обречённо раскрываясь

сгорают глупые дотла

Но

недоступно засыпают

* * *

Не видать на небе

ни звезды, ни Бога.

Млечная дорога

в чёрных облаках.

Но не разделяют

думу о тревогах

соловьи с лягушками

впотьмах.

Только лишь соседский

пёс всё плещет цепью

и великолепью

песенных ночей

противоставляет

образ свой нелепый.

Вроде бы хозяйский,

а меж тем — ничей...

ЛЕТНЕЕ ПРОБУЖДЕНИЕ

Ах, соня, проснись и застынь

у оконца, увидев сквозь серых

ресниц волоконца, как в синьке

небесной полощется солнце...

ЖИВЁМ МЫ ОДНАЖДЫ

Живём мы однажды, но верует каждый — к нему благосклонна судьба. Горит — не сгорает и на день лишь тает его непростая звезда. Меня ж на рассвете разбудят соседи заботами нового дня. Пусть я им не нужен, но ими разбужен и греюсь у их очага. Не в этом ведь дело, какого предела достигла шальная душа. Чего б ни хотела, куда б ни летела, вновь к людям вернётся она. Когда-то, я знаю, мы все осознаем: на самой святой из планет всё наше призванье и носит названье простое-простое — сосед. И пусть я однажды уйду, как и каждый, возможно, проводят меня лишь только соседи по этой планете с названьем прекрасным — Земля...