Шрифт:
– Замолчи!
Я попробовала массировать точку на ладони, которая, как мне говорили, отвечает за головную боль. Не помогло.
– Почему он мне не сказал?
– Этот мудак думает, что, если он скажет, ты откажешься выходить за него замуж – вот почему.
– Пожалуйста, перестань называть его мудаком.
– Он заставил меня поклясться, что я ничего не скажу тебе до свадьбы.
– Приятно видеть, что ты – человек слова.
– Не надо грузить меня. Просто скажи, что ты собираешься делать.
– Не знаю, что я смогу сделать. Если Пол что-то решил…
Фельдман схватил меня за локоть и стиснул так, будто измерял кровяное давление.
– Знаешь, что делал Винкл, чтобы добиться приглашения в это турне? Умолял, угрожал, обещал и лизал задницы. Знаешь, что случится, если Пол Хадсон забьет на все и решит остаться дома с женой? Это, мать твою, элементарное самоубийство. Контракты уже подписаны, отели и билеты заказаны, все просчитано. Это будет конец его отношений с Винклем – тому, что от них осталось, – и с агентами, и с промоутерами. Поэтому, если не хочешь быть лично ответственной за крушение его надежд, быстренько придумай что-нибудь. У тебя есть сорок восемь часов. Потом будет поздно. Поняла, Куколка?
Я все поняла. Гораздо лучше, чем думал Фельдман. И дело было не только в Поле. Мне надо было подумать и о Майкле.
Как ни странно, я успокоилась.
Когда все знаешь, легче принимать решение.
Когда все знаешь, кажется, что ты контролируешь ситуацию.
Я проснулась в нашей квартире рядом с Полом в последний раз. Тогда я этого еще не знала. А если бы знала, то гораздо дольше сидела бы на подоконнике и вглядывалась в его лицо и в то, как утренний свет путается у него в волосах. Я бы сделала воображаемые фотографии того, как он спит – голый, натянув простыню до середины живота, раскинув руки и повернув голову влево.
Как будто распятый.
Я бы постаралась запомнить все хорошее.
Никто никогда не помнит хорошего.
Вчера мы легли сразу после полуночи и занимались любовью самозабвенно и тихо, лежа на боку, как две чайные ложки в коробке. Потом я спросила, не можем ли мы поговорить, а Пол ответил, что он устал, и уснул, а я лежала всю ночь, уставившись в потолок.
Ситуация была совсем простой. Я любила Пола. И любила своего брата. И ясно сознавала, что должна сделать все что угодно для того, чтобы в марте они сели в самолет, улетающий в Сан-Франциско.
Этим утром у Пола был живой эфир на местной радиостанции, и я попросила его прийти домой сразу, как только он освободится. Я сказала, что нам надо поговорить до того, как мы пойдем за разрешением на брак.
– В десять у меня свидание с Винклем. Давай встретимся в одиннадцать в кофейне у муниципалитета.
Я ни в коем случае не могла допустить его разговора с Винклем.
– А ты не можешь сначала зайти домой?
Пол уже стоял в дверях. Моя просьба показалась ему странной, и он наклонил голову, раздумывая. Я почти решилась поговорить с ним прямо сейчас, но он уже опаздывал, а у меня слипались глаза. Мне надо было хоть немного отдохнуть и хорошо вооружиться, чтобы выиграть это сражение.
– Ты ведь не собираешься сказать, что передумала, нет?
Я заверила его, что дело не в этом.
– Просто пообещай, что зайдешь домой перед разговором с Винклем.
Он пообещал. Когда он ушел, я долго стояла под душем, потом закуталась в халат и, свернувшись, прилегла на диване. Через минуту, а может, через час меня вернул в сознание звонок в дверь.
– Кто там? – спросила я в интерком и сразу же узнала низкий голос Лоринга.
– Элиза, можно я зайду? – попросил он.
– Сейчас неудачное время.
Я отпустила кнопку, чтобы не слышать его ответа, но не успела умыться и почистить зубы, как в дверь постучали.
Я открыла.
– Как ты прошел? – резко спросила я.
Я знала, как он прошел. Он был Лорингом Блэкманом, и любой из начинающих артистов, или студентов, или наркоманов, живущих в нашем доме, мог узнать его и с удовольствием впустить в подъезд.
– Всего пять минут, – сказал он, подняв руки, будто я целилась в него из ружья.
Я отступила, и он прошел в квартиру, настороженно оглядываясь. То ли он не мог поверить, что мы с Полом живем в такой дыре, то ли почувствовал, что случилось что-то, не связанное с его приходом.
– Элиза, у тебя все в порядке?
Он спрашивал это не просто из вежливости. Он, очевидно, переживал за меня, и мне стало неловко за свою грубость.
– Извини, Лоринг. На меня сейчас много всего свалилось. Пожалуйста, скажи то, что хотел, а потом притворимся, что ничего не было, и будем жить своими собственными жизнями.