– Я встречался с ней только один раз. В прошлом году в Сан-Франциско.

Моя голова со стуком упала на стол, но я тут же ее подняла.

– Я не планировала, что он влюбится в пиявку Господи, скажи мне хотя бы, что она дура и похожа на бегемота.

– Я пожал ей руку и поздоровался. Вот и все наше общение. – Лоринг виновато пожал плечами. – Таб, правда, с ней спал. Он сказал, что она славная.

– Славная? Теплый солнечный день тоже славный. Ты не мог бы быть поточнее? – Я подбежала к подоконнику и села на него. – Давай начнем с простого. Как она выглядит?

Он проверил, не кипит ли вода.

– У нее маленькая голова.

– Маленькая голова?

– Я помню, что так сказал Таб. Он считал, что голова непропорционально мала по сравнению со всем остальным.

– Она симпатичная, да?

– Ничего.

Он отвечал крайне уклончиво, и я попробовала лягнуть его за это, но он успел среагировать – поставил блок из ладоней.

– Целься осторожней, – сказал он. – Вдруг я еще захочу иметь детей.

– Да или нет. Она симпатичная?

Он провел рукой по волосам и вздохнул.

– Да. Довольно симпатичная. – Он смотрел на длинный ряд коробок с чаем, выбирая, какой заварить. – Но она – как тебе объяснить? – слишком простая.

– Переведи.

– В ней нет ничего особенного.

Мне показалось, что сначала Лоринг говорил осторожно, но потом пересилил себя, возможно, потому, что понимал насколько важнее для меня услышать правду, чем для него – скрыть ее.

– В смысле, по сравнению с тобой, – продолжил Лоринг. – И можешь не сомневаться, что уж Пол-то лучше всех понимает, что она не может даже стоять рядом с тобой.

Лоринг был настоящим другом. Он всегда знал, что сказать. И если бы он стоял чуть ближе, я бы его поцеловала.

– И в любом случае, – пробормотал он и нервно отвернулся к плите, будто прочитав мои мысли, – я считал, что Пол тебя больше не волнует. Я думал, он дешевка.

– Так и есть. Не волнует. Сволочь.

Я твердо решила изгнать Пола из своих мыслей. Он был прошлым, а способность помнить о том, что прошло, – самая бесполезная человеческая способность, придуманная богами специально, чтобы напоминать смертным об их ошибках. Не надо виселиц. Не надо испанского сапога. Не надо электрического стула и гильотины. Память – вот лучшее орудие пытки.

Даже в этом плачевном состоянии я понимала, что единственный способ выжить – это вырваться из замкнутой камеры внутри собственного мозга. Но чтобы вырваться, требовалось мужество, а я знала, что на девяносто девять процентов лишена этого полезного качества.

Когда через две недели после того, как я узнала о существовании Джилли Бин, Лоринг попросил меня освободить для него пару часов в субботу, я решила не задавать ему лишних вопросов, а только спросила, куда мы пойдем.

– Сюрприз, – ответил он.

Он записывал песню для саундтрека к новому фильму и сейчас спешил в студию. Он написал адрес на клочке бумаги и вручил его мне.

– Подходи часам к четырем. Поедем оттуда.

У Лоринга почерк как у ученого, состоящий из крошечных вертикальных и стремительных горизонтальных черточек с сильным наклоном влево.

– Ты считаешь, что это можно прочесть?

Он закатил глаза и переписал все более тщательно.

– Хоть намекни, – попросила я.

– Намекнуть? – Он задумался. – Не ешь ничего.

В четыре часа я стояла в Чайнатауне без всякой надежды найти такси и очень смутно представляя себе, как добраться отсюда до студии в Челси, где меня ждал Лоринг. Я позвонила ему, чтобы попросить помощи и извиниться за задержку.

– Только не смейся. Я, кажется, заблудилась.

Он все-таки засмеялся.

– Ты где сейчас?

– На углу Мотт и Байард.

– Я думал, что ты собираешься искать квартиру.

– Я и искала.

– Элиза, в Чайнатауне?

За последние три часа я посмотрела восемь квартир. Каждая следующая оказывалась ужаснее предыдущей. Квартиры в районе, о котором я мечтала, были слишком дорогими, слишком темными и мрачными или, хуже всего, в них уже жил какой-нибудь сосед, а я ни в коем случае не желала впускать еще кого-нибудь в свою жизнь. Ведь и Пол сначала был соседом, а посмотрите, чем все кончилось.