Крюкова Тамара Шамильевна
Шрифт:
Савва задумался. Рассуждения Клавдии были не лишены логики. Девушка продолжала:
— Сейчас меня никто не замечает. Я живу тихо, и меня не трогают.
— Может, ты и права. Но ведь нельзя всю жизнь притворяться!
— Универ — это не вся жизнь. И там я не собираюсь выставляться напоказ.
— Но на танцы ты можешь ходить в человеческом облике?
— Ага, чтобы мама гадала, куда это я хожу по вечерам, разряженная в пух и прах? К тому же тогда мне придётся после универа возвращаться домой, а не к тебе.
— Да, это минус, — согласился Савва и спросил: — Слушай, а у тебя вещи хранятся в отдельном шкафу или у вас с матерью один на двоих?
— В отдельном. У меня своя комната.
— Тогда притаскивай всё ко мне. Будешь у меня переодеваться.
— Ты в своём уме?
— А что? Всё равно после лекций ты идёшь сюда. А вечером переоденешься и вернёшься домой, как обычно, чтобы мать не волновать. О, смотри-ка: мать не волновать — у меня прямо стихи получаются.
— Стихи у тебя бредовые. И идея — тоже, — отмахнулась Клавдия.
Гром грянул в субботу, две недели спустя. Антонине Павловне позвонила коллега и предложила горящие билеты на «Лебединое озеро». Это было как нельзя кстати. Антонина Павловна уже забыла, когда в последний раз была в Большом. Да и воскресные культпоходы с Клавдией снова стали редкостью. Предстоящая защита докторской диссертации отнимала слишком много сил и времени.
— Клюшка, сегодня мы идём в театр, — радостно объявила она. — Устроим себе праздник. Выйдем пораньше, пообедаем в каком-нибудь уютном ресторанчике. Собирайся.
Клавдию новость не обрадовала. Неожиданный поход в театр таил подводные камни. В мозгу раздался тревожный звоночек.
— Мам, у меня же занятия, — попыталась отвертеться она.
— У тебя каждый день занятия. Можно подумать, ты готовишься стать балериной. Если разочек пропустишь, ничего страшного не произойдёт. Не каждый день мы ходим в Большой. «Лебединое озеро» — это тоже танцы. Так что одевайся.
Когда через полчаса нарядная и надушенная Антонина Павловна вышла из спальни, на дочери были всё те же джинсы.
— Ты ещё не одета? Поторапливайся. Нам нужно заехать за билетами.
— Я так поеду, — тихо сказала Клавдия.
— Что значит «так»? — поморщилась Антонина Павловна. — В театр можно одеться поприличнее.
— Сейчас в театр никто не наряжается, — робко сопротивлялась Клавдия.
— А для чего тогда ты купила белую юбку и сапоги? Да и пальто нужно хоть изредка проветривать.
Клавдия и сама понимала, что мама права. Она бы с удовольствием нарядилась, если б могла, но белоснежный наряд висел в шкафу у Саввы. Две недели она по вечерам щеголяла в новом облике, и ничто не сулило подвоха. Если б знать про театр заранее, хотя бы накануне! Тогда она успела бы забрать вещи и мама ни о чём не догадалась бы. Впрочем, теперь об этом думать было поздно. Клавдия сделала ещё одну попытку избежать разоблачения:
— Мы опоздаем. Нам надо ещё забрать билеты и пообедать.
— Успеем, если не будешь тратить время на препирания. Что за глупое упрямство!
Антонина Павловна распахнула шкаф дочери и удивлённо спросила:
— А где пальто?
Клавдия должна была предвидеть, что когда-нибудь ей придётся ответить на этот вопрос, и всё же он застал её врасплох.
— Я... его отдала.
— Кому?
— Одной девочке. Его ведь всё равно нельзя носить в университет.
Антонина Павловна опустилась на краешек дивана и, глядя дочери в глаза, спросила:
— Погоди, а сапоги и юбку ты тоже отдала?
Клавдия кивнула. Не в силах выдержать прямой взгляд матери, она опустила глаза и, чтобы хоть как-то исправить ситуацию, поспешно заверила:
— Но она вернёт. Я ей только на время дала, поносить.
— Что значит «на время»? Это что, пункт проката? Как можно давать кому-то свои личные вещи? Мы же не в таборе живём.
— Я знаю, но ей было нужно. На свидание. Я подумала, что всё равно не ношу. Ничего страшного не случится, если она наденет пару раз. Она же не сносит.
— Не в том дело, сносит или не сносит. Есть правила гигиены.
— Я отдам вещи в чистку. Не волнуйся. Завтра всё будет на месте.
— Ты меня удивляешь. Почему я должна одевать твоих подружек? У них что, своих родителей нет? Это та самая подружка, с которой ты ходила за покупками? Она тебе посоветовала, что купить? — спросила Антонина Павловна и, не дожидаясь ответа, продолжала: — Простота хуже воровства. Она выбирала вещи не для тебя, а для себя. А ты, наивная дурочка, готова всё отдать. Вот что: звони своей подружке, и чтобы все вещи сегодня же были дома.