Должно быть, его попытка объясниться позорно провалилась — или задела ее чувства. Баронесса отодвинулась от него и села на постели.

— Мне нужно идти.

— Не хотите, чтобы я помог вам найти одежду? Она, наверное, разбросана по всей комнате. Боюсь, я был не настолько прилежен, чтобы сложить ее в аккуратную стопку.

Его немецкий был довольно беглым, в голосе чувствовалась улыбка. Венеция прикусила нижнюю губу. И почему она не продумала все заранее? Как она найдет одежду в темноте и оденется, чтобы выглядеть сколько-нибудь прилично?

Он встал с постели следом за ней.

— Вот что-то ваше. А это, кажется, мое. А это что такое? Корсет?

Венеция наткнулась на свои туфли и чулки. Но прежде чем она успела поднять их, Лексингтон оказался рядом и сунул ей ворох одежды, коснувшись рукой ее локтя.

— Помочь вам одеться?

— Нет, я…

— Давайте притворимся, что это место раскопок и будем работать методично, — сказал он, забрав у нее одежду. — Я буду класть каждый предмет на постель, и мы попытаемся угадать, что это и чего не хватает.

Венеция не ожидала подобной готовности помочь. Судя по звукам, ее одежда приземлилась на постель, а герцог переместился на другую сторону кровати, видимо, чтобы приступить к классификации означенных предметов.

Она нагнулась, чтобы поднять свои чулки. Выпрямившись, почувствовала прикосновение к спине чего-то мягкого, как одеяло.

— Набросьте, иначе замерзнете, — сказал Лексингтон.

Это был халат из мериносовой шерсти. Венеция завязала на талии пояс.

— А как же вы?

— Я нашел брюки. А теперь давайте займемся вашей одеждой. Ваше платье, — последовала пауза, заполненная шорохом ткани, затем он продолжил: — поместим в самый низ стопки, положив сверху все остальное в обратном порядке. Сколько у вас нижних юбок?

— Одна.

— Только одна?

— В юбке имеется разрез, поэтому в комплект входит вышитая нижняя юбка. А поскольку разрез очень узкий, если надеть больше одной юбки, пострадает покрой.

Зачем она все это рассказывает? Словно боится, что он подумает, будто отсутствие множества юбок свидетельствует о ее моральной распущенности. И это после того, как она переспала с ним, не будучи даже надлежащим образом представленной!

— Разумно, — промолвил Лексингтон. И опять в его голосе послышалась улыбка. — Покрой, определенно, не пострадал.

У Венеции было такое ощущение, будто она провалилась в кроличью нору [7] . Или Лексингтон оказался воплощением доктора Джекила и мистера Хайда, но с точностью до наоборот: вместо того чтобы под покровом тьмы превратиться в злодея, он стал намного приятнее.

— Найдете сюда дорогу? — спросил он. — Ваши вещи в полной готовности.

Венеция обошла кровать.

— Где вы? Я не хотела бы наступить вам на ногу.

— Хм-м-м, — произнес он. — В вашем немецком чувствуется акцент.

Венеция резко остановилась. Она выросла с гувернанткой-немкой. Обычно считалось, что урожденные немцы говорят без английского акцента.

— Какой?

— Я некоторое время провел в Берлине, ваше произношение отличается от прусского или характерного для выходцев из польских земель. Вы говорите как уроженка юга Германии — я бы сказал, Баварии.

Ее гувернантка действительно происходила из Мюнхена и говорила на баварском диалекте.

— Неплохо для англичанина.

— И все же я не уверен, что вы немка.

Слишком хорошо для англичанина.

— Почему? Вы сами заметили баварский акцент.

— Когда я упомянул акцент, вы замерли на месте. И все еще стоите, кстати.

— Неужели это так важно, кто я: немка, венгерка или полячка?

— Полагаю, нет. Ваше имя действительно фон Шедлиц-Гарденберг?

— А что, если я не баронесса? «Родезия» пойдет ко дну?

— Нет, но я убежден, что это вызовет шторм.

Судя по его голосу, он опять улыбался… и стоял слишком близко.

Его рука прошлась по ее волосам.

— Чего вы боитесь?

— Я ничего не боюсь. — Но ее голосу не хватало убежденности.

— Отлично, вам и не следует бояться. Что я могу сделать для вас? Когда мы сойдем на берег, я не узнаю вас, даже если мы столкнемся лицом к лицу.

Но у нее другие планы? В Саутгемптоне Венеция предполагала открыться, дав ему понять, что он оказался в дураках. Она представляла себе эту сцену в самых разных вариациях, но каждая вела к его неизбежному поражению и гневу. Оглядываясь назад, она понимала, что это было так же самонадеянно с ее стороны, как если бы она планировала путешествие на Луну, не имея никакого опыта, кроме почерпнутого из научно-фантастических романов месье Верна.