Если ты боишься установившегося обычая, что люди, проведав, станут тебя порицать, так тут надо ожидать вот чего: влюбленные, {232} полагая, что их собственные восторги разделяются и остальными людьми, превозносят себя в рассказах и с гордостью дают понять всем, что их старания были ненапрасны; а равнодушные, владея собой, вместо людской молвы избирают нечто лучшее.

Далее, многие неизбежно замечают и видят, как влюбленные сопровождают тех, в кого влюблены, и ухаживают за ними, {B} поэтому чуть только люди застанут их в беседе друг с другом, сейчас же предполагают, что это вызвано влечением, которое или уже возникло, или обнаружится потом. А равнодушным никто и не пытается ставить подобные вещи в вину, так как все уверены, что им надо побеседовать или по дружбе, или просто потому, что это доставляет им какое-то удовольствие.

Если же тебе страшно при мысли, что дружбе трудно быть постоянной, так ведь во всех других случаях, когда возникнет разлад, несчастье это будет касаться обеих сторон; если же только {C} ты потеряешь то, чем всего более дорожишь, тогда большой урон понесешь ты; вот и выходит, что остерегаться надо влюбленных. Многое их огорчает, они считают, будто все совершается им во вред. Поэтому они не дают тем, кого любят, общаться с остальными людьми, боясь, что богатые превзойдут их изобилием денег, а образованные — умом, словом — остерегаются влияния всякого, кто обладает каким-нибудь преимуществом. Убедив тебя относиться неприязненно к таким людям, они лишают тебя друзей. Если же ты, не забывая о себе, будешь разумнее их, это поведет к размолвке с ними. А кому не довелось влюбиться, но кто по-хорошему добился того, в чем нуждался, тот не будет иметь ничего против людей общительных, наоборот, ему ненавистны нелюдимы, о ком можно подумать, что они презирают тебя; в общительности же он видит пользу. {E} Поэтому гораздо больше вероятия, что благодаря этому нашему делу ты наживешь не врагов, а друзей.

Далее, многих влюбленных привлекает тело еще до того, как они узнали характер и проверили остальные свойства, поэтому им неясно, захотят ли они оставаться друзьями и тогда, {233} когда прекратится их влечение, а что касается равнодушных, которые были друзьями еще раньше, то невероятно, чтобы их дружба уменьшилась от испытанного ими удовольствия, напротив, оно останется памятным и на будущее.

Следует ожидать, что ты и сам станешь лучше, если послушаешься меня, а не какого-нибудь влюбленного: ведь они одобряют не то, что на самом деле хорошо, а все, что бы ни говорилось {B} и ни делалось, — и потому, что боятся вызвать неприязнь, и потому, что им самим страсть мешает разобраться.

Любовь заставляет иначе смотреть на вещи: кто в ней несчастлив, тех она принуждает считать мученьем даже то, что не причиняет огорчений другим, а кто счастлив, тем она велит хвалить и то, что никому не доставляет удовольствия. Поэтому следует скорее жалеть тех, в кого влюбляются, чем завидовать им.

Если ты меня послушаешься, я буду с тобой не ради нынешнего наслаждения, но и ради будущей пользы. Любви не одолеть меня: {C} сам я буду владеть собой; из-за пустяков злейшим врагом тебе не стану, даже по серьезному поводу посержусь и перестану, невольные проступки буду прощать, вольные — попытаюсь предотвратить; таковы свидетельства долговечной и прочной дружбы.

Если тебе представляется, будто без влюбленности не может возникнуть крепкой дружбы, то подумай: ведь тогда ничего не значили бы {D} для нас ни сыновья, ни отцы, ни матери, и не заводили бы мы верных друзей, связанных с нами не таким влечением, но совсем другими побуждениями.

Далее, если надо с особой благосклонностью относиться к тем, кто в ней нуждается, то среди прочих следует предпочесть не тех, кто отличается знатностью, а тех, кому хуже всех приходится: ведь чем больше беды, от которых ты их избавишь, {E} тем сильнее будет их благодарность. Поэтому стоит угощать на свой счет не друзей, а просителей и нуждающихся в пище: они будут это ценить, провожать тебя, подходить к твоим дверям и, радуясь, усердно благодарить тебя и желать всяких благ.

Впрочем, может быть, следует с благосклонностью относиться не к тем, кто в этом сильно нуждается, а к тем, кто всех лучше может отблагодарить; не к тем, кто только умоляет о подачке, но к тем, кто сам достоин такого дела, не к тем, кто насладится {234} расцветом твоей молодости, а к тем, кто уделит тебе от своих благ, когда ты станешь постарше; не к тем, кто, сделавши дело, будет перед всяким похваляться из-за своей хвастливости, а к тем, кто перед всеми будет хранить молчание из стыдливости; не к тем, кто лишь короткое время заботится о тебе, а к тем, что всю жизнь неизменно останутся твоими друзьями; не к тем, кто, чуть только прекратится их влечение, {B} будет искать повода стать тебе врагом, а к тем, кто выкажет свои высокие свойства и тогда, когда минет твой расцвет.

Итак, помни о том, что я сказал, и имей в виду, что влюбленных унимают их друзья, считая, что они затевают плохое дело, а равнодушных никто из близких никогда не упрекал в том, что они замышляют плохое для себя.

Быть может, ты спросишь меня, убеждаю ли я тебя быть благосклонным ко всем равнодушным. Думаю, что и влюбленный не посоветовал бы тебе так относиться ко всем влюбленным. {C} Не стоит одинаково угождать всем, кто добился своего, да и тебе, при всем желании, невозможно в одинаковой мере утаиться от людей. От этого дела не должно быть никому ущерба, а только польза для обоих.

Я полагаю, что сказанного достаточно; если же ты желаешь дополнений {D} и находишь пропуски, тогда задавай вопросы».

Каково, по-твоему, Сократ, это сочинение? Не правда ли, все превосходно сказано, особенно в смысле выражений?

Сократ. Чудесно, друг мой, я прямо поражен. И ты тому причиной, Федр: я глядел, как ты, читая, наслаждался этим сочинением, и так как ты, по-моему, больше, чем я, знаешь толк в таких вещах, я последовал за тобой и, следуя за тобой, приходил в неистовый восторг вместе с тобой, божественная ты головушка.