Что ей до летчика на серебристом самолетике? Прилетел и улетел. У нее свой жизненный круг, своя орбита. Мама, ставшая в одночасье из сильной деловой женщины взрослым обиженным ребенком, дача, на которой надо постоянно работать, иначе они не запасут на зиму ни варенья, ни соленья... Это ее долг, ее обязанность... Не суждено ей порхать под небесами, будто легкомысленная бабочка. Ее удел — на земле.

Глава 4

УРАВНЕНИЕ С НЕИЗВЕСТНЫМ

— Маша! Вот так встреча!

Сердце судорожно подпрыгнуло и ухнуло в пятки. Это его голос! Маша узнает его из тысячи! Стоп. Не поворачивайся. Иди, как шла. Хватит с тебя случайных встреч. Надо еще в магазин забежать после работы... Две недели он даже не думал о ней, а здесь «вдруг» повстречал...

Маша гордо вскинула голову, строго глядя прямо перед собой. Она быстро поднялась по ступенькам универсама, но не сдержалась и все же скосила глаза, чуть-чуть, совсем незаметно...

— Ну куда же ты пропала? — возбужденно говорил хрупкой белокурой девушке высокий мужчина. — Маша, Маша...

Он укоризненно покачал головой, и Маша заметила крохотную, тщательно замаскированную волосами лысинку. Фу-ты! Как голос похож... Но вовсе это не Иона, а чужой, толстый зануда, от которого незнакомая девушка не знает как отделаться... Маша облегченно вздохнула и... вдруг ощутила жуткое разочарование. Как жаль, что это не он!

Все эти две недели ей ужасно не хватает Ионы. Ни к чему скрывать это от самой себя. Никогда еще она не пялилась в небо, силясь разглядеть на горизонте крохотную точку самолета, никогда не бросала исподтишка взгляды на встречных брюнетов, смутно напоминающих издалека Иоанна.

Как здорово было бы вот так случайно встретить его на улице, поздороваться как ни в чем не бывало и пойти рядом, чувствуя тесную близость его загорелой руки, вдыхая запах его кожи — странную смесь изысканного одеколона и... керосина.

Маша остановилась перед витриной молочного отдела и никак не могла сообразить, зачем она, собственно, пришла сюда?

— Девушка, вы берете или нет? — раздраженно толкалась сзади толстая тетка с чеком в протянутой руке.

— Нет... Извините...

Словно от толчка, мысли потекли совсем в другом направлении. А почему она сама ждала так долго? Не попыталась объяснить Иоанну по-человечески, что в ее отказе не было стремления оскорбить его, унизить... Просто...

Да, но как она сможет оправдаться, не раскрыв своей постыдной тайны? Маша искренне стыдилась своей «особенности» и в глубине души считала себя уже почти что законченной старой девой. Глупые страхи и болезненная скромность стали уже комплексом неполноценности. Она же урод, а теперь вынуждена открыть свое уродство тому, кого успела безоглядно полюбить...

Ни за что на свете она не решится этого сделать! Лучше умереть! Лучше никогда не видеть его больше, чем заметить в глубине черных глаз насмешливую иронию и... жалость.

Самое страшное, если Ионе станет жалко «бедную дурочку», не умеющую следовать своим естественным инстинктам и панически боящуюся... любви.

Надо придумать другую причину. Можно с умным видом порассуждать о том, что секс — не главное в человеческих отношениях, что для Маши важно в первую очередь духовное слияние...

Жалкий детский лепет. Услышав такое, Иона не то что усмехнется, а откровенно заржет: «Что ты плетешь, девочка? Сначала по роже дала, а потом заявляешь, что я примитивное животное, не воспарившее до твоих высоких духовных запросов?»

Маша всегда считала себя достаточно умной и образованной, но ни в одной из прочитанных книг не было ответа на мучивший ее вопрос. В житейских ситуациях она тыкалась, как слепой котенок, наугад. Перебирала варианты и отвергала их один за другим.

Проклятая рука! Как она не отсохла! Кажется, что ладонь до сих пор горит от той оглушительной оплеухи...

Как она могла ударить Иону?! Маше хотелось нежно погладить его щеку, покрыть поцелуями лицо, легонько прикоснуться к твердым упрямым губам...

Нет, не легонько, а страстно и неистово... А потом... Она чуть не врезалась лбом в вертящуюся стеклянную дверь универсама.

Что за идиотская черта характера? Вечно Маша подозревает в людях самое плохое. Мнительность и подозрительность просто отравляют жизнь.

Вот накрутила сама себя, напридумывала, будто Иоанн настоящий бес-обольститель. А сердце не обманешь — оно-то уверено, что выбрало достойнейшего из достойных. И сердце тоскует в этой вынужденной разлуке, и рвется к нему, и верит в чудо, которое обязательно случится...