Я промолчала. Я не знала, что можно ему ответить. Разговор начинал меня тяготить. Он был прав и он мне нравился. Я была свободна — человек, которого я люблю, сказал, что женится на другой. Но — было что-то, что меня сдерживало. И это я не могла в себе подавить.

— Я понимаю. Ты хотела бы, чтобы все это происходило не в такой обстановке. Ты хотела бы, чтобы наша первая ночь была совершенно другой. Но знаешь, в жизни многое происходит совсем не так, как нам бы хотелось. Иногда не приходится выбирать… Но я обещаю тебе, что наша вторая ночь будет совершенно не похожа на первую!

От того, что своими словами он выразил мои мысли, я почувствовала некоторое облегчение. Его было достаточно для того, чтобы я решилась. Да и глупо было придумывать что-то еще. Он улыбнулся — потому, что прочитал в моих глазах уже принятое решение. Толкнул открытую дверь и мы вошли в номер.

Это был стандартный гостиничный номер с широкой кроватью посередине и маленькой ванной. Комната выглядела уютной, хоть и была небольшой. Щелкнул выключатель. Белая керамическая люстра под потолком залила комнату обнажающим, ослепительным светом. Я резко обернулась:

— Выключи!

— Почему?

— Выключи. Я не хочу видеть сейчас резкий свет.

— Но я хочу любоваться твоим телом…

— Включи что-нибудь другое, не это… Лампу возле кровати…

Он вздохнул, но, взглянув на мое лицо (а там было написано, что в эту ночь со мной лучше не спорить), послушно выключил свет.

Потом открыл дверцу стенного бара, достал пузатую бутылку американского виски и два граненных стакана.

— Давай выпьем за нас?

— А почему нет?

Янтарная жидкость бросала на мою руку желтоватые блики. Выдохнув, я резко опрокинула стакан. Обжигающая жидкость так перехватила горло, что на глазах выступили слезы. Одна из этих слез скатилась вниз, по щеке. Потом я почувствовала на себе сухую, горячую руку — и меня поразило абсолютно спокойное ощущение собственной кожи, никак не отреагировавшей на его прикосновения. Рука пригибала мое тело, как ивовую ветку, в странную, потустороннюю плоскость, где начинался мир ощущений и заканчивался — мир слов… И впервые в жизни я ничего не ощутила. Впервые в жизни я спокойно восприняла переход к этой грани — вместо того, чтобы сладко замереть от восторга. Ничего не чувствовала. Совсем ничего…

В соседнем номере кто-то громко уронил пустую бутылку. Воздух разорвали гулкие пьяные голоса. За стенкой кто-то двигал мебель и выяснял отношения, вызывая бешенный восторг своей жуткой лексикой у пьяных шлюх. Я лежала в грязном гостиничном номере и думала, что дальше идти уже некуда. Словно все происходящее был последний предел, до которого я дошла. Было холодно. По моей коже нагло бегали зыбкие шуршащие мурашки. Мне совершенно не хотелось их замечать. А пьяные голоса аккомпанировали моей тоске за стеной. Медленно застывала от холода, испытывая такой страшное одиночество, которое уже было в моей жизни — не один раз…

Изредка, выходя после душа, в полумраке собственной комнаты я останавливалась перед зеркалом, проводя ладонями по нежной коже бедра или груди. И, разглаживая свое тело, думала о мерцающей воде зеркального отражения, превращающей в еще более прекрасное то, что могло бы быть. С огромным трудом учась любить свое усталое тело, учась жить, восхищаясь собой… Но я никогда не умела восхищаться собой. Мне просто хотелось, чтобы меня любили. Любили так, как не любил раньше — никогда и никто.

Там, в мерцающей серебряной воде зеркала читалась дарящая надежду истина о том, что когда-нибудь я обязательно встречу самую большую и прекрасную любовь всей своей жизни. И спокойные, счастливые волны моего сердца ясней биения лихорадочных, пульсирующих ритмов расскажут о том, что это произошло. И, замерев посреди обреченного отчаяния бессонных ночей, на руинах и обломках собственной искалеченной жизни, я вдохну полной грудью чистый, искрящийся воздух и впервые в жизни засну, прислонившись к родному плечу. Которое никогда меня не предаст — что бы ни произошло. Тогда уверенность предстоящего счастья распрямит мои плечи. И все будет хорошо.

Он не был ни близким, ни родным, ни даже любимым. Он был просто чужим человеком, в чувствах к которому я ошиблась и теперь сожалела о своей ошибке, не испытывая ничего.

Я лежала на спине. Больше всего меня мучила мысль о том, что он даже не успел разглядеть, какой я была красивой. Что на мне удачно подчеркивающее фигуру нижнее белье. Все очарование куда-то ушло, оставив мне только горькое разочарование, спаленную горечь несбывшейся надежды. Он был слишком неловок, бесчувственен, груб и быстр. Вдобавок у меня разболелась рука. Боль была такой сильной, что я практически не могла двигаться, и поэтому на меня радостным бальзамом проливалась его неуклюжесть. Я поняла, что в постели ему нужно совсем не много. Может, эта обыкновенность была присуще его натуре, но все происходило не так, как я могла бы хотеть. Монотонно и скучно. На мою реакцию ему было просто плевать. Если бы я знала все это, то никогда не осталась бы с ним! Я снова обманулась в надежде встретить свою самую большую любовь, и теперь должна все это расхлебывать. За стеной прекратили шуметь.

Мне хотелось плакать. Мне хотелось плакать о себе и о тех, кто, ничего не зная об этой жизни, пытался найти свою большую любовь посреди разрозненных руин холодных, очерствевших людских душ. Замирая в темноте, я хотела плакать — потому, что где-то в этой темноте мог существовать человек, который так же не мог меня найти… Боль разочарования похожа на тонкий раскаленный прут, глубоко проникающий в твои вены. Мне хотелось плакать, но плакать я не могла. И оттого тихонько лежала в темноте, непроизвольно прислушиваясь к чужим сердечным ударам.

И тогда я поняла, что на следующий день просто наберу один телефон! И мне абсолютно наплевать на то, что будет дальше.

Фары проезжающих мимо машин прорезали потолок. Я считала отблески огней на стене, пытаясь понять, почему эта мысль не пришла мне в голову раньше. Счастье может быть таким простым! Самым простым — дыхание человека, за которого без сожаления отдашь себя всю. Размеренное спокойное дыхание — единственное на земле, рядом. Болезненные ощущения складывались в слова. В слова, которые завтра (как только наберу телефон) скажу моему кошмару.