Шрифт:
Рано утром Петька набрал в большую миску зеленых огурцов, посадил в промежутках ярко-красную редиску, украсил с боков все это зеленым луком и салатом и с бьющимся сердцем понес в избу.
Поставив миску на стол, он шмыгнул из избы и пристроился под окошком поглядеть, что будет.
Вошла мать. Она несла охапку дров для печки — и вдруг…
Дрова полетели на пол, а сама она, упершись взглядом в миску, долго стояла, не сдвигаясь с места.
Потом как девчонка бросилась из избы и понеслась к своему огороду. Там попрежнему, все было жалким и вялым.
Всплеснув руками, она снова помчалась в избу и, бросившись к столу, начала брать одну за другой молодые овощи.
— Эх, мамка! — не выдержав, крикнул в окно Петька. — Что ж ты мне всю постройку испортила.
— Ты ? Это твое ?
— А что ж ты думала, с неба свалилось?
— Да как же ты? Да откуда?
— А вон оттуда, — и Петька махнул рукой по направлению кустов сирени. — Пойдем, мамка, покажу.
Марья Семеновна с неохотой оторвалась от овощей.
За сиреневым кустом стоял парничок, накрытый стеклом, а под стеклом…
— Господи, боже! — крикнула Марья Семеновна. — Чудо какое!
— И никакого чуда, — ответил сияющий Петька. — Это мы с Митькой сварганили.
— С Митькой? Ну-ну?
— Ну, да. Потихоньку от вас.
— Потихоньку? Скажите на милость…
— А как же. Ежели б я хоть слово об этом вымолвил, пошла б руготня.
— Да разве ж я ?…
— Ты-то ничего. А вот батька. Нипочем не позволил бы.
— Ах ты… ах ты, милый мой!
— То-то. Теперь милый.
Марья Семеновна опустилась на колени и принялась разглядывать каждый листочек..
— Добра-то, добра сколько!
— Добра много, — солидно ответил Петька. — Это вот поедим, это на семена пустим, а это продадим.
— Продадим? Да ну тебя. — Марья Семеновна засмеялась. — Продадим! Ишь что сказал!
— А что ж. Это знаешь что?
— Салат? Нет, не салат. Что бы такое?…
— Не знаешь. Цветная капуста это. В городе ее больно любят. В такую рань за ее много дадут.
— Ну, и молодцы! Ну, и умники! — восхищалась Марья Семеновна.
— Теперь и умники. А что бы ты раньше запела?
— А семян где достали? — подозрительно уставилась на Петьку мать.
— Семян ? — Петька замялся. — Ну, уж так и быть, скажу, авось не заругаешь. — Нет, стой, — ты побожись, что не заругаешь.
— Ну, ей-богу.
— Скрал я. У тебя в кладовой.
— У меня? Ах ты, ст… — Марья Семеновна вдруг остановилась. Перед глазами ее встал собственный никудышный огород. — Ах ты, стервец, да что ж ты всего-то не скрал?
Петька, удивленный таким оборотом дела, только рот раскрыл. А мать сказала:
— Сейчас салат пойду приготовлю. Ты отцу молчок. Пусть спервоначалу поест. Ладно?
— Ладно, — ответил Петька.
Отец вернулся к обеду. Петька уселся за стол и, хитро поглядывая на мать, стал следить в то же время за отцом.
Мать, напрасно пытаясь скрыть довольную улыбку, поставила на стол миску, накрытую передником.
— А ну, открой, — обратилась она к отцу.
Потапов сдернул передник и тоже, как давеча мать, удивленно вытаращил глаза. Рука его с передником осталась в воздухе.
Мать засмеялась. Петька хихикнул.
Потапов встал со скамьи, перегнулся, и долго глядел на салат.
— Ну? — наконец выговорил он. — Это что?
— Салат, — пискнул Петька.
— Сам вижу, что салат, а не курица. Не слепой, чать. Что за штука? Откуда?
— Его дело, — сказала мать, подмигивая Петьке.
— Его? Да что ты голову, морочишь? Объясни толком.
Марья Семеновна объяснила. Потапов переводил глаза с Петьки на салат.
— Ай слово какое знаешь? Чудес-то ноне не бывает.
— Какое слово? — осмелев, заговорил Петька. — Не слово, а книга.
— Книга?
— Ну, да. Я книгу почитал, как парники делать, и сделал.