— …Господь знает мысли человеческие, что они суетны. Блажен человек, которого вразумляешь Ты, Господи, и наставляешь законом Твоим, чтобы дать ему покой в бедственные дни, доколе нечестивому выроется яма! Ибо не отринет Господь народа Своего и не оставит наследия Своего. Ибо суд возвратится к правде, и за ним последуют все правые сердцем…

Прикосновение к голенищу сапога заставило словена вздрогнуть.

Он опустил глаза и увидел, что это Лохлайн. Динни ши едва шевелил пальцами.

Парень наклонился над раненым:

— Что?

Губы Лохлайна двигались, но ни единого звука Вратко не расслышал. Тогда он, недолго думая, опустился на колени, поднеся ухо к усам подземельщика.

— Я умру, — прошептал Лохлайн.

Новгородец вначале хотел возразить, но после понял — ни к чему. Динни ши искалечен. Ужас глубин, по всей видимости, сломал ему хребет. Нет нужды лгать и изворачиваться, вселять пустые надежды. Да. Он умрет.

— Возьми камень, — продолжал тем временем воин. — За пазухой.

«Камень за пазухой? — удивился Вратко. — Очень похоже на тебя… И разговаривает не как дурачок. Наверное, снова стукнулся головой, вот и прояснилось».

Но, устыдившись яда собственных мыслей, все-таки спросил:

— Что за камень? Зачем мне его брать?

— Возьми… — повторил динни ши.

— Зачем?

— Когда выберетесь, позовешь великую королеву.

— Маб, что ли?

— Да, ворлок! — хриплый шепот Лохлайна никак не походил на крик, но, судя по напору, вполне мог его заменить. — Великую королеву! Я должен был это сделать, да теперь не судьба…

— И что будет, когда я позову ее?

— Не знаю. Помыслы великой королевы мне не ведомы.

— Но ты, может, хотя бы догадываешься.

— Я умираю… Мне некогда… догадываться… ворлок…

Вратко стало стыдно:

— Извини, Лохлайн. Ты — великий воин и достойный военачальник малого народца. Я выполню твою просьбу.

Он сунул ладонь за пазуху подземельщика и сразу же нащупал камень. Продолговатый, с плоскими и гладкими гранями. Самоцвет, должно быть?

Точно, убедился парень, вытащив руку наружу. Бесцветный и прозрачный камень, длиной в два вершка, сверкал гранями даже при том скудном свете, что давала сальная свеча.

— Как я вызову королеву Маб?

— Просто сожми… его… в кулаке… — Лохлайн ненадолго замолчал, собираясь с силами. Продолжил: — Пожелай очень сильно увидеть и услышать ее величество. А потом позови ее. Только со всем почтением! — Глаза подземельщика сверкнули совсем как раньше. — А меня бросьте здесь… — неожиданно закончил он.

— Так ты мог позвать королеву в любой миг? — Вратко потихоньку потянул за камень и выяснил, что он держится на тонком кожаном ремешке.

— Рви! — приказал динни ши. — Нет, не мог. Нельзя тревожить великую королеву по пустякам…

«По пустякам?» — хотел возмутиться новгородец, но Лохлайн уже не дышал.

Вратко едва сдержался, чтобы не плюнуть. Дернул изо всех сил, разрывая ремешок.

— …Кто восстанет за меня против злодеев? Кто станет за меня против делающих беззаконие? — по-прежнему звучал голос херсонита. — Если бы не Господь был мне помощником, вскоре вселилась бы душа моя в страну молчания. Когда я говорил: «колеблется нога моя», — милость Твоя, Господи, поддерживала меня. При умножении скорбей моих в сердце моем, утешения Твои услаждают душу мою…

Словен медленно выпрямился.

Решение пришло само собой.

— Ты можешь молиться на ходу, брат Димитрий?

Монах кивнул, не прерываясь ни на миг.

— Но Господь — защита моя, и Бог мой — твердыня убежища моего, и обратит на них беззаконие их, и злодейством их истребит их, истребит их Господь Бог наш…

— Тогда идемте! Слово Божье защитит нас.

Оставив тела Лохлайна и того из подземельщиков, кого раньше нес грек — несчастный, видимо, попал под смертельный удар ужаса глубин в самом начале схватки, они медленно двинулись по пещере. Туда, где, как помнил Вратко, начинались промытые водой ходы.

Теперь свечу держал новгородец, а Гуннар поддерживал читающего псалмы монаха под локоть, чтобы ненароком не споткнулся и не сбился.

Чудовища держались рядом, не оставляя попыток добраться до людей и Нехты. Но всякий раз отскакивали от невидимой преграды. Животворящий крест и молитва удерживали их на расстоянии.

Блуждая по узким извилистым проходам, будто бы проточенным в скале гигантскими червями, Вратко не уставал поражаться — сколько же псалмов знает наизусть брат Димитрий!