– Что ты говоришь?! – Улан аж подпрыгнул. – Конь, как ветер! Несет тебя к цели! Да в бою конь – помощник баатура!

– Шучу я, шучу, – отмахнулся литвин. – Разве я против коней? Верхом и быстрее, и веселее… Только один он у нас остался.

Пегий скосил глаз на хозяина, будто понимал, что о нем речь идет. Чтобы не делиться, кому ехать, а кому пешком идти, коня навьючили всякими припасами. По большей части подарками Семена Акинфовича.

Никита никак не мог понять, что же толкает молодого боярина помогать ему. А раз нельзя понять, нужно опасаться. К этому парень уже привык за время путешествия. Трудное это дело – к каждому встречному относиться с подозрением. Душа протестует. Хочется идти по жизни с открытым сердцем, не ожидая подвоха. Вот если бы кто-то мог подсказать… Но домовой молчал. Хотя и приснился пару раз – выбирался ночью из куклы, копошился, ворчал, качал головой. Никита пытался его спросить – чего ждать? Но «дедушка» молчал…

И Горазд больше не приходил во сне. Не учил жизни. А жалко. Его совет мог бы помочь. Как тогда говорил учитель, когда приснился парню у костра, в смоленском плену?

«Учись, Никитша, смотреть. Учись не просто смотреть, а видеть. Видеть людей. Все мы носим личины… Нужно научиться заглядывать под них. Читать в душах…»

Да как же научиться!

Как узнать – Семен Акинфович притворяется или от чистого сердца помогает?

Вот Мал сперва не понравился, сильно не понравился, а на поверку вышел хорошим человеком. И Василиса на первый взгляд показалась вздорной девчонкой, невесть что вообразившей. А теперь душа надвое разрывается: ее выручать или княжье задание выполнять? И никак не получается рассудить по совести. И одно и другое важно. Если хочешь себя, конечно, уважать после всего, что совершишь.

А может, нужно начинать с себя? Ну под личину, машкару [121] заглядывать? Открыть душу, прежде всего, себе самому. Чего ты от жизни хочешь? Славы и почестей, страха и зависти? Или уважения и спокойной старости, когда знаешь, что ни разу не поступил против правды и совести. Не отрекся трижды, подобно Петру, до того как петух прокричит. Не вкладывал персты в раны. Не трусил, не предавал. Не лгал, не клеветал…

Эх, да чего там!

Парень махнул рукой и зашагал по обочине дороги, проваливаясь в снег по колено.

Улан-мэрген вздохнул, переглянулся с Вилкасом и дернул пегого за недоуздок. Татарин снег не сильно жаловал, да и сапоги у него были мягкие и легкие. Потому и старался он идти в колее – хоть и давненько проезжали по этому тракту сани, а все же не ошибешься, где накатанный след, а где целина.

Литвин пожал плечами, сбил на затылок мохнатую шапку и зашагал следом. Канклес он так и не выпустил из рук. Ударил по струнам и запел:

Никита оглянулся на витебские стены. Куда же идти, куда путь держать?

– Эй, Никита-баатур! – Улан поравнялся с ним. – Что невеселый такой?

– А с чего мне радоваться?

– Это вам, татарам, легко. – Вилкас оборвал песню, не докончив припева. – Что наступать – вскачь нестись, что отступать – опять же коней гнать! А тут думать надо.

– О чем думать?

– Хоть Василиса ваша и противная девка, а негоже бросать ее без помощи, – как по писаному отвечал литвин. – Верно, Никита? Об этом закручинился?

– Угадал… – неохотно ответил ученик Горазда.

– А тут и угадывать нечего! У тебя все на лице намалевано. Разрываешься ты между службой и дружбой.

– Да кому она нужна, Василиса эта! – воскликнул Улан-мэрген. – Пусть пропадет – я не заплачу!

– Она тебя из поруба вытащила! – Никита едва не рычал, в который раз почувствовав злость из-за неосторожных слов ордынца.

– Я ее просил?

– Что ж ты не остался? Или когда тебе помогают – это одно, а когда ты помочь кому-то должен – тут уж десять раз подумать надо?

– А думать не надо, по-твоему? Мы даже не знаем, сама она поехала, по доброй воле, или увезли ее!

– Ага! И Мала сама зарезала!

– Я этого не говорил!

– Так думай головой, а не тем, чем в седле сидишь! Ее купец звал с собой ехать, когда мы за столом сидели?

Улан надулся и шагал молча.

Никита выпрыгнул на дорогу с обочины, преградив ему путь.

– Говори! Звал или нет? Ты же рядом сидел, как и я!

– Сидел… – Татарин отвел глаза.

– Ну так слышал?

– Слышал…

– И что она ответила?

– Отказалась, – понурился Улан.

– Так с чего бы ей передумать?

– Не знаю! Может, нас побоялась…

– Глупости говоришь! – ухмыльнулся Вилкас. – Побоялась! Свободные люди. Захотели – вместе поехали. Захотели – разбежались.

– Уж чего-чего, – добавил Никита, – а что мы не станем рыдать и уговаривать ее остаться, она наверняка знала.

– Значит, выкрали вашу княжну? – прищурился литвин.

– Значит, выкрали!

– А куда повезли?