Шрифт:
Я был восхищен вырвавшейся яростью и энергией и тем, как Ларри нашел выход своему гневу. Я еще раз убедился, что, доверяя чувственному осознанию человека, я должен быть полностью открыт ему. Если я могу довериться ему, он выберет свой собственный — подходящий и эффективный — маршрут. Гнев Ларри должен был выйти наружу. Когда я продемонстрировал, что понимаю, как он разгневан, и верю в его способность управлять своими эмоциями, он нашел способ — пусть и насильственный — позволить своей страсти проявиться. Потеря стула — ерунда по сравнению с потерянными годами жизни Ларри.
Теперь он педантично наносил по стулу мощные удары ногами, чтобы сломать спинку стула, разорвать сиденье и разломать его на мелкие кусочки. Он испытывал титаническое напряжение, при этом приносящее ему огромное внутреннее удовлетворение. Отрывая пластиковую обивку от спинки с сочным богатым звуком, он взглянул на меня:
— Знаете, почему я не поехал в этот чертов лагерь? — Он усмехнулся. В его усмешке было что-то свирепое.
— Почему, Ларри?
— Потому что я сломал диван в гостиной, когда устроил потасовку с другом, и вынужден был остаться дома и работать все лето, чтобы раздобыть денег на его замену! Чертов диван! — Он рвал и кромсал остатки стула на более мелкие кусочки. — А потом, когда я проработал все лето, они не взяли деньги, а сказали мне положить их на мой счет в пользу колледжа! Они и так собирались заменить диван! Черт бы их побрал! — Он почти плакал теперь.
Я ждал. Ларри нашел свой собственный способ проработать старую обиду; я верил, что он продолжит это. Я на минуту спросил себя, что думают люди в кабинетах этажом ниже о грохоте и треске, который раздается сверху. Я надеялся, что они не сильно обеспокоены, но эта моя забота была скорее поверхностной, чем глубокой. Возможно, мое скрытое убеждение в своей правоте позволяло мне рассматривать собственную работу как более важную, чем их.
Между тем Ларри энергично рвал пластиковую обивку стула на мелкие кусочки.
— Э! Знаете, что? — Он внезапно обрадовался. — А знаете, именно тем летом я впервые был с женщиной, с девушкой по-настоящему! Ха! Они удержали меня от хорошего морального влияния лагеря, и поэтому я совершил страшный грех! Почему-то это радует меня. Знаете, я не представляю, что было большим преступлением — неосторожное обращение с мебелью (с собственностью) или сексуальная связь с девушкой. Думаю, они бы не смогли решить. — Он засмеялся и сломал последнюю оставшуюся ножку стула. Внезапно мы оба поняли, что оргия разрушения закончилась. Ларри отобрал самые большие куски дерева, которые остались, и передал их мне с ритуальными почестями. — Вот, доктор, охотничьи трофеи! — Затем он повернулся, собрал обломки стула и выбросил их в мусорную корзину. Он усмехнулся, сделав жест большим пальцем, означающий, что все в порядке, и вышел. Я был истощен и на двадцать минут опоздал на следующую встречу.
Разрушение стула само по себе бессмысленно. Этот акт был древним ритуалом, первобытной драмой возрождения, бунтом против вещей и бытия, ориентированного на вещи, и бытия вещью. Акт разрушения стула утвердил Манифестом Ларри, что он больше не вещь, а живое существо со своей жизненной энергией. Очень удачно, что Лоренс получил новое имя, отмечающее его новое рождение, — Ларри.
11 декабря
Прошло немного больше двух лет с тех пор, как Лоренс с щеголеватым видом впервые появился в моем кабинете. Сегодня Ларри немного развязно сидел в кресле, жуя сигару, которую он забыл зажечь.
— На следующей неделе я еду в Нью Йорк, Джим. Это большое дело. Если я получу этот контракт, я плюну на все и возьму отпуск на четыре месяца, чтобы совершить кругосветное путешествие, о котором мы с Хелен мечтаем.
— Если работа позволит.
— Наплевать на нее. Работа будет идти своим чередом без меня. Раньше шла, и снова может.
— А что, если ты не получишь контракт?
— Тогда мы окажемся между молотом и наковальней.
— И тогда?
— Тогда мы с Хелен возьмем отпуск на месяц, отправимся в хижину Бенджамина и просто побудем вместе.
— Не такой уж плохой утешительный приз.
— Да, не правда ли? Хм-м. Я уверен, что мы получим контракт, но это больше не кажется мне делом жизни или смерти. Разве у меня трясутся поджилки?
— Трясутся?
— Нет, не думаю. Я просто знаю, что быть эффективной бизнес-машиной — "Ларри Беллоуз, первый приз" — это не то высшее достижение, которого я хочу.
— Я чего ты хочешь, Ларри?
— Я правда не знаю, Джим. За исключением того, что я хочу ощущать больше пространства в своей жизни, попробовать разные вещи — хорошие и плохие, — иметь время, чтобы почувствовать их и поговорить о них с теми людьми, которые много для меня значат.
— Вы дадите себе все это, Ларри? Пространство, время, возможность пробовать — вы позволите себе все это, наконец?
— Да, думаю, да. Мне не нужно бежать так быстро. И это приводит меня к тому, о чем мне не хочется говорить.
— М-м-хм-м.
— Я думаю, наступило время, когда я больше не буду приходить сюда. Нет, постойте, время тут ни при чем. Позвольте мне сказать иначе: я многое приобрел от этих посещений, Джим, и я много думаю о вас, но теперь я готов — и я хочу — двигаться самостоятельно. Хотя, возможно, вы найдете веские причины для возражений, но это мой последний визит.