— Ну и к чему ты мне все это рассказываешь? — перебил Васо. — При чем тут Ольга?

— Какой ты нетерпеливый, друг! Погоди, дойдет черед и до Ольги. В общем, Котэ не успокоился и тут же предложил сразиться на шашках. Кто окажется искуснее?

Мне бы вмешаться, самому скрестить шашку с этим гордецом. Но я все помнил мамино предостережение, и, пока раздумывал, шашки уже зазвенели.

Котэ был на целую голову выше соперника, но тот куда увертливее и быстрее. Он легко вскакивал на камни, вертелся бесом, нанося быстрые удары, от которых Котэ едва успевал защищаться. Но грузин был явно сильнее и крепче, и видно было, что моему земляку стоит большого труда отражать тяжелые, прямые удары сверху. Тонкие руки юноши подгибались, и он поспешно отскакивал в сторону, чтобы заставить идущего напролом Котэ защищаться, а не нападать.

На счастье, из сакли в сопровождении хозяина вышел Габила и, не найдя нас ни в кругу танцоров, ни на поляне, где молодежь, покоренная мастерством незнакомца в белой черкеске, неутомимо метала кинжалы, направился туда, откуда доносился звон шашек.

Он хмуро глянул на меня, может быть считая причиной этой схватки, и бросился к Котэ:

«С кем ты споришь, кацо, так усердно? Неужели не видишь, кто перед тобой?»

«Кто же?» — опешил тот.

«Моя сестренка, дорогой». — С этими словами он снял папаху с головы юноши в белой черкеске, и все ахнули.

Под папахой-то оказались старательно уложенные в пучок косы.

Илас хлопнул Васо по плечу:

— Вот где была, друг, твоя Ольга! Доволен теперь? Испортил Габила ей весь праздник. С этого момента заскучала она, зато я обрадовался: не может же Тамрико в девушку влюбиться!

— Ну и закрутил ты историю, Илас! — искренне удивился Васо. — Теперь и вовсе не усну! Только бы с ней ничего не случилось…

— Не беспокойся, Ольга из любого положения найдет выход. Скоро она будет здесь, помяни мое слово.

— Я не беспокоюсь. Я думаю, неужели у Габилы не было другого сообразительного человека, чтоб его на разведку отправить?

— Разведка разведке рознь. В Тифлис всякого не пошлешь. Надо, чтоб ои Майсурадзе знал в лицо.

— Майсурадзе, говоришь?

— Да, Майсурадзе. Он нам и оружием, и патронами помогает. А ты что, слыхал о нем?

— Как не слыхать? Мне о нем еще мой артельный Нико рассказывал…

Пришел черед удивиться Иласу:

— Как ты сказал? Нико? Датунашвили?

— Ага. Датунашвили.

— Да это ж отец моей Тамрико! Дела! Выходит, он у тебя в отряде!

— Выходит.

— Вот это удача так удача! — ликовал счастливый Илас. — Уж ты замолвишь, Васо, словечко за кунака?

— Ни за что! — улыбнулся Васо. — Ты подставил Ольгу под саблю какого-то дикого забияки, а я тебе сватом должен быть? Ни за что!

— Тогда придется тебе послушать, что дальше было в Тетрицкаре. Согласен?

— Давай, — разрешил Васо. — Все равно время коротать.

Илас поудобнее устроился на кошме и продолжал:

— В общем, расстроилась Ольга, взяла из рук Габилы уздечку, вскочила на его скакуна — только ее и видели.

«Лишил ты, Котэ, сестру праздника», — покачал головой Габила. Скорее для себя сказал, чем для него. А тот опять взвился:

«Верну ее сейчас же!»

«Да где там! Не догонишь теперь!»

«Я? Не догоню?»

«Конечно. Она уже далеко».

«Спорим — догоню!»

А народу только дай забаву. Подзуживали.

«Спорим так спорим», — сказал Габила. Он был спокоен, знал, как быстр арабский скакун.

«А не обидишься?» — сверкнул глазами Котэ.

«Постараюсь».

«Если догоню — отдаешь за меня сестру. А если нет — берешь мою Кохту. Лучше нет в Тетрицкаре лошади».

«Оставил бы ты лучше себе свою Кохту!»

«Боишься? — И Котэ, чтобы увлечь Габилу, повернулся в сторону пастбища, где под присмотром местных мальчишек мирно паслись до скачек лошади. Сложив ладони лодочкой, он протяжно крикнул: — Кох-та! Кох-та!»

Черная, как воронье крыло, холеная кобылица вскинула красивую, маленькую голову и не спеша направилась на зов. Подбежав к довольному хозяину, она послушно замерла, фыркнула и стала нетерпеливо бить копытом землю.

Габила, увидев ладную, чистокровную ахалтекинку, пожалел, что Ольга ускакала на его рысаке. Неплохо бы тому помериться выносливостью с этой Кохтой. Но что теперь поделаешь?

«Ну, по рукам?» — опять спросил Котэ, любовно поглаживая лошадь по крутой шее.

«Ладно, будь по-твоему».