Он поднял рог к губам — и чуть не поперхнулся от неожиданности: умница старик угощал его подкрашенной водой. А его давно сжигала жажда.

Васо, не отрываясь, медленными глотками опустошил рог.

— Вино у тебя действительно прекрасное, старик, — сказал он, вытерев тыльной стороной ладони усы и губы. — Не зря ты живешь на свете.

— Спасибо! — шутливо раскланялся с ним Гигла. — Хоть от абрека услышал добрые слова.

— Ты говори, да не заговаривайся, духанщик, — рыкнул на него Бакрадзе.

Васо не преминул воспользоваться этим:

— Ну что я могу сказать вам, господа, в благодарность за честь, оказанную мне по осетинскому обычаю? Вы только сейчас из уст этого господина, — он кивнул на Бакрадзе, — слышали, где начинается и кончается для нашего брата, бедняка, правда. «Ты говори, да не заговаривайся»… То есть всяк помни свое место. А ведь духанщик уже не бедный человек. Если он сумеет схватить под уздцы коня своей судьбы, он не только будет вино подносить, но и диктовать правила жизни. Не так ли?

Офицеры возмущенно зашикали:

— Капитан! Заткните рот этому бродяге!

— Не превращайте наш пир в митинг, Внуковский!

— Может быть, все-таки лучше заведем граммофон? Ваш сюрприз, Внуковский, явно не удался.

— Тише, господа! — возвысил голос Внуковский. — Все еще только начинается. Неужели у нас не хватит терпения выслушать последнее слово вожака… этих… как их там… мстителей? Итак, господа! — Он несколько раз хлопнул в ладоши. — Слушаем Хубаева, господа!

— Что я должен вам сказать? — презрительно глядя на капитана, видимо уже догадываясь о задумке врагов, бросил Васо.

— Как что? — В голосе Внуковского уже открыто зазвучали ядовитые нотки. — Вы видите, что вы не на допросе. Потому можете свободно изложить свою программу. За что вы воюете? Может быть, вы и ваши боевые друзья правы, а нам давно следует снять погоны и отказаться от присяги его величеству императору? Ну!

— Прошу меня не погонять, я вам не мерин, капитан!

— Господин капитан!

— Какая разница? От того, что я назову вас господином капитаном, — усмехнулся Васо, — у вас не прибавится еще одной звездочки!

— Ох и срезал он вас, Внуковский! — хохотали офицеры. — Кончайте этот митинг. А то, не дай бог, еще раз попадете к нему на крючок.

Весь лоск разом слетел с капитана. Его лицо покрылось белыми и красными пятнами.

— Ты, мразь! — подскочил он с кулаками к Васо. — С тобой пытаются разговаривать по-человечески, а ты…

Бакрадзе мрачно положил перед собой пистолет, и это удержало Васо, уже готового обрушить в лицо противнику тяжелый кулак, а потом выхватить из кармана оружие.

— Что я? — горько сказал Васо. — Вы — сливки общества! Что вы хотите услышать от того, кого привыкли считать рабочим скотом? Что я могу сказать вам умного, если я до сих пор видел только свой аул, свою саклю да эти горы? Какую программу я могу развернуть, когда я ни единого дня не держал в руках книжки? И все же я скажу. Все это потому, что вы и такие, как вы, пригнули меня к борозде, чтобы я не видел иного мира. Вы пригнули меня к земле, чтоб я и не хотел знать иной жизни, чем эта, с рожденья до гроба. Вам нужна моя программа? Уничтожать вас, нахлебников и кровопийц — вот моя программа!

— Замолчи, пес! — взвился Внуковский, выхватывая пистолет.

— Только не это! Только не это! — Закрыв лицо руками, визжа, как будто ее режут, Мэри бросилась к мужу.

Внуковский опомнился и кинулся к ней успокаивать и просить прощения.

— Герой! — презрительно кинул вслед ему Васо. — Много ли надо храбрости идти с пистолетом на безоружного?

— Замолчи!

— Не ты ли только что просил меня говорить?

— Замолчи! Или я убью тебя.

— Вот и все твое геройство — пустить пулю в безоружного! Прикажи лучше подать мне простую палку, а себе оставь саблю. Если поразишь меня, я не буду роптать на судьбу. А если ты трус — стреляй!

— Ишь как заговорил! Я бы с радостью всадил в тебя пулю, но тебя велено повесить. Твой народ должен увидеть тебя болтающимся на веревке! Понял? — Внуковский мстительно прищурился. — Эй, конвоиры!

Но на этот крик в гостиную вбежали Габила и Ольга. В руках у них было по два пистолета.