Сергей вздохнул, вспомнив роковую свою привязанность. Наделала дел, красивая гадина, накрутила. Что жила беспутно, что померла так же.

Могла она и с Прохоровым тоже?! Могла или нет?! Хаустов помрачнел. Не смотря то что ее уже три года как не было в живых, он опять почувствовал укол ревности в сердце. Никогда ни одна женщина не вызывала в нем такого желания единоличного обладания. Никогда! Никто, кроме Зойки! И если Алексею он вроде бы простил, то всем остальным…

Ах ты, сволота! Ах ты, гадина!

Хаустову даже дышать стало трудно, настолько захотелось рвануть Прохорова на себя за галстук. Затянуть узел до такой степени, чтобы глаза у того полезли от страха и удушья из подлых его глазниц. И рвать, рвать из него правду и про его отношения с Зоей, и про его отношения с Полиной.

Еле сумел справиться с собой. Ведь уже дверь машины даже приоткрыл, чтобы бежать в квартиру Пановых и застукать голубков-любовников.

Не успел, хвала небесам, натворить ошибок. Прохоров сам вышел из подъезда. Довольно быстро вышел. Прикинув, Хаустов понял, что ничего там не было и быть не могло, кроме разве что страстного поцелуя на пороге. Но, судя по кислой физиономии Виталика, вряд ли Полина позволила себе такую вольность.

Прохоров сел в машину и уехал, не особо таращась по сторонам. Если бы был повнимательнее, наверняка заметил бы машину Сергея.

Уехал. Все, теперь его очередь. Его очередь для визита к Полине Пановой. Только не будет его визит столь приятен для нее, как визит Прохорова. Потому что не станет Хаустов щебетать с ней и виться вокруг нее. Он ее сейчас просто…

– Вы, Сергей?! – Полина попятилась с порога, открыв дверь. – А я думала, мне показалось, что я заметила вашу машину.

– Не ждали! – хохотнул он, наступая на нее с лестничной клетки. – Конечно, не ждали, Полина! У вас тут такой гость был сейчас!

– Вы про Виталия? – заморгала она невинно. – Да, мы встретились случайно в магазине. Он помог мне донести покупки.

– Обновляете гардероб? – ехидно поинтересовался Хаустов, кивнув в сторону пакетов с покупками. – Очень своевременно, скажу я вам. Пока муж в тюрьме, надо непременно подумать об этом.

– Прекратите, – отмахнулась она устало. – Ни за что не стала бы, если бы не Антон. Он настоял на последнем свидании, чтобы я не замыкалась, не превращалась в монахиню. И чтобы на следующее свидание непременно пришла к нему в чем-то новом. Мне все это… А свидания не дают, Сергей! Вы не знаете, почему?

Ее прекрасные глаза мгновенно наполнились слезами и смотрели на него теперь с такой искренней, неподдельной тоской, что у него внутри все перевернулось.

Нет, он что же, теперь ее еще и жалеть должен?! Она его буквально под статью подвела, а он ее жалеть должен и по плечу похлопывать?! Он здесь не для этого. И верить ей совсем не обязан. Все они притворщицы. Что Зойка, что Полина.

– Думаю, что своим неосторожным скоропалительным заявлением в милицию вы только все испортили, – с надменным холодком обронил Хаустов и пошел без приглашения в кухню. – Я сварю себе кофе?

– Делайте, что хотите, – кивнула она и поплелась следом. – Вы, наверное, ненавидите меня, Сергей. И я вас за это не осуждаю.

– Ой, спасибо! – съерничал он, достал турку и налил в нее воды.

Все в этой квартире было ему знакомо и привычно. Все, кроме беды, которая здесь вдруг поселилась и которая очень болезненно коснулась и его тоже.

– Но вы должны меня понять, должны. – Полина металась за его спиной по кухне, пытаясь поймать его взгляд. – На меня столько всего свалилось! Сначала это преступление, которое совершено было три года назад… Потом эта женщина… Антон ведь любил ее. Вы знали об этом?

– Нет, – буркнул он.

– Вот. И никто, кроме них не знал наверное. Затем тетя Полина. Как вы думаете, Сергей, что я должна была чувствовать, когда в ее убийстве обвинили моего Антона?! Что?!

– Не знаю, – пожал он плечами.

Конечно, представлял приблизительно, каким ударом это для нее явилось, но ведь и его это коснулось.

– Я… – удавленным голосом начала Полина. – Я сейчас впервые говорю об этом вслух. Впервые, как нашла в себе силы не верить, что это он все сделал. Я только вам…

– Спасибо! – снова выплюнул он с сарказмом.

– А, как хотите, но я все равно скажу.

Она угомонилась, наконец, перестав метаться, села к столу и начала говорить с такой болью, что он не хотел, да почувствовал в душе что-то напоминающее сочувствие.

– Я просто несколько дней тоже была мертва, – подвела черту под своим рассказом Полина. – Я перестала существовать.

– Наверное, таким образом вы защитили себя от страшной боли, – предположил Хаустов, подсаживаясь к столу с чашкой крепчайшего кофе.