Сказанное поразило гостей.

— Он, вероятно, понимает толк в шахматах, — закинул наживку Ричард. И не ошибся.

— Герр доктор Меснельбрун? Да, это у него не отнимешь. Имеет большую коллекцию. Прежде жил в Южном Тироле, потом сюда переехал, есть у него несколько работ Грюднерталя.

— В самом деле? — Ричард надеялся, что выраженное им восхищение резьбой Грюднерталя произведет впечатление.

— Почему бы леди и джентльмену не поглядеть коллекцию герра доктора Меснельбруна? Он показывает ее людям, которые ценят и понимают в ней толк.

Ричард засомневался.

— Очень бы хотелось ее посмотреть, но прежде всего мы совершенно не знаем доктора Меснельбруна; как его потревожишь, к тому же я всего лишь дилетант… — Смех хозяина оборвал сетования Ричарда.

— Леди и джентльмен не потревожат герра доктора. Он не работает; он пишет музыку. — Шутка мастера изрядно его повеселила.

— Может быть, — проговорил Ричард, — может быть, вы удостоите меня чести и представите доктору как-нибудь, когда я снова навещу вас.

Мастер поджал губы и покачал головой.

— В июле и августе он редко спускается в Пертисоу. Не любит туристов. Но если вы пойдете к нему домой — такой большой дом с красными ставнями на Плейтцахе — сможете его увидеть. Скажите, Антон посоветовал зайти. Очень красивая коллекция.

— Может, зайдем, — сказал Ричард и, прервав беседу о Меснельбруне, заговорил о заказе. Он предложил Антону оплатить заранее половину цены и окончательно рассчитаться, когда шахматы прибудут в Оксфорд.

— Это справедливо, — сказал Ричард Френсис, как только они подошли к озеру. — Когда он приступит к работе, лето закончится, задаток его подстегнет. Не сомневаюсь, он станет беспокоиться, не напрасно ли тратит свой труд, но его затраты уже оплачены.

Навстречу им из леса вышли крестьяне с висящими за спиной топорами. Они были поджары, обветрены, шли неторопливо, молчали. Они напоминали шотландских пастухов, такие же ширококостные, с грубыми лицами. Так же громко звучали их голоса. Те, что были постарше, удивленно ухмыльнулись, видно, не ждали старого приветствия от сегодняшних пришельцев. Детишки загнали коров в стойла и играли на улице возле отворенных дверей. Одежда делала их похожими на взрослых в миниатюре. Над кровлями, придавленными валунами, закурился дымок. Воздух пропитался запахом варева, раздавались пронзительные крики суетившихся, уставших хозяек.

Внизу, у озера, тоже собирались поужинать. Женщины переоделись, причесались на скорую руку. Они сидели за столиками возле гостиниц и с добропорядочностью преданных жен созерцали собственных мужей, некоторые из них уже приобрели довольно свирепую внешность, какую положено иметь представителям высшей расы. Мужчины разговаривали и рассматривали друг друга. Женщины рассматривали мужчин. Тени гор отражались в неподвижной воде.

В маленьком кафе, где собиралась молодежь, заиграл патефон. Френсис обратила внимание, что здесь было не очень много ребят и девушек.

Видимо, новая Германия имела иные планы в отношении своей молодежи.

— Пройдет еще несколько лет, — сказала Френсис, — предположим, что не будет войны, тогда никто, кроме немцев, не сможет вынести поездки в Тироль.

— Я уже говорил, что твои мысли иногда такие кренделя выкидывают, что ты сама себя понять не в состоянии, — поддразнил ее Ричард. И опять сделался серьезным. — Покуда нам лучше не торопиться. По тонкому льду до другого берега не доберешься. Чует мое сердце, играть надо осторожнее. Человек Питера, тот, которого он послал перед нами, должно быть, удачно преодолел Нюрнберг и Инсбрук; впрочем, по правде говоря, в Инсбруке мне показалось, что мы едва не напоролись. Так что парочку дней придется вести себя тихо-мирно. Отдохнем. Не хочешь ли завтра вскарабкаться вон на того уродца? Даже для новичка он трудностей не представляет. — Он кивнул в сторону Баренджоха, темневшего на фоне севшего за него солнца.

Френсис улыбкой одобрила предложение Ричарда.

— Хорошо, дорогой, — сказала она.

Они покинули пустынную дорогу и свернули к вилле «Лесная благодать». Своим покоем она оправдала данное ей название. Не было видно ни молодоженов, проводящих медовый месяц, ни фрау Шихтль. Френсис принялась разбирать вещи, замурлыкала песенку.

Ричард на балконе отложил книгу, прислушивался, любовался крутыми склонами, падавшими в темневшее озеро. И не заметил, когда перестала петь Френсис, не знал, долго ли она разглядывала его через открытую дверь. Он вскочил.

— Не часто выпадают такие минуты, — смущенно пробормотал Ричард. Оглядел волосы Френсис, ее губы.

— Ты ужасно отсталая, дорогая. Представители передовой расы тебя осудили бы.

— Мы так закрутились, что и супа не похлебали, — ответила Френсис. — А питание важнее всего на свете, важнее даже расовых принципов. — Она была, безусловно, права.

На следующий день они поднялись на Баренджох. Как и предполагал Ричард, восхождение оказалось легким и в то же время полезным. На вершине пробыли долго, Ричард изучал карту и карандашом отмечал долины, которые сходились на зеленой лужайке Пертисоу. Напротив, у подножья горы, струился Плейтцах, казавшийся им узкой, слабо натянутой лентой. Если пройти вверх вдоль реки, обогнуть выступ горы, перегораживающий долину, можно добраться до жилища доктора Меснельбруна с его шахматами и музыкальными книжками. Френсис наблюдала за Ричардом. Терявшиеся вдали скалистые отроги заинтересовали его, с озера их было не разглядеть. Две долины заканчивались тропинками, пересекавшими море громоздящихся друг на друга камней.