— Она ужасно симпатичная, — заметил Форнлей. — Мы повстречались с ней, когда пришли вчера с явным намерением вас поколотить.

Ван Кортлендт внимательно на него посмотрел.

— Боб, что это…

— Поколотить вас, выследить, словом, разыскать, — развил свою мысль Форнлей. — Так вот, пока мы ждали внизу, фрау Шихтль на кухне пекла пироги. Дьявольски аппетитно воняло. Мы заглянули туда и отпустили насчет ужасной Германии несколько шуточек, за что отведали только что вынутый из печки пирог. Много лет такого не пробовал.

— А я, кажется, упустил эту возможность, — подосадовал Ричард.

Френсис засмеялась.

— В самом деле. Фрау Шихтль говорит, что вы очень хорошо воспитаны и такой учтивый, — сообщил Форнлей. — Ей очень нравится ваш акцент, похожий на баварский.

Ричард покраснел.

— О, продолжайте, — сказал он, все засмеялись.

Ван Кортлендт расчувствовался.

— Где ее дочь? — спросил он Френсис.

Она ничего не сказала, опустив взгляд на свои руки.

— Я не стану использовать данный материал в своих работах, если вас это смущает, — добавил он, усмехнувшись.

Френсис не решалась рассказывать, но и у остальных проснулось любопытство.

— Она погибла. Несколько лет назад поехала в Вену учиться пению. Фрау Шихтль подкопила деньжонок, девочка хотела учиться. И, видно, у нее были способности. Но великой певицей она не стала, влюбилась, вышла замуж. Он был активным социал-демократом. Они предполагали приехать сюда, навестить фрау Шихтль; деньгами особыми не располагали, поэтому все тщательно взвесили. И тут пришли нацисты. Имя мужа было внесено в черные списки. Говорят, он совершил самоубийство. А о девушке ничего не; слышно. — Френсис помолчала. — Фрау Шихтль говорит, что я очень на нее похожа, какой она была в те времена, когда уехала в Вену.

Ван Кортлендт сказал:

— Может быть, она жива.

— Фрау Шихтль на это надеется.

Наступило молчание.

Снова заговорил ван Кортлендт:

— Вот еще что пришло мне в голову. Это не единичный случай. Внешняя оболочка дьявольской нацистской организации скрывает в своей натуре бесчисленные трагедии и патологическую извращенность. Внутри нее нет ничего, кроме лишений, страха и угроз. Даже тот, кто полагает, что ухитрился протиснуться в ряды привилегированной банды, продолжает балансировать на одной ноге. Лишь самые бессловесные из них могут забыть, что находятся на краю рокочущего вулкана. Приличный урожай нервных расстройств соберут сеятели этой жатвы.

— Или урожай трупов, — поддержал его Форнлей. — Порядочные штабеля трупов получатся. — Он задумчиво разглядывал обрамленный пеной край пивной кружки. Рассказ про дочку фрау Шихтль напомнил ему про Чехословакию, подумала Френсис. Она смотрела, как они допивали пиво, каждый размышлял о своем. Смутно было у них на душе — беспокойно на сердце.

Ричард поднялся, настроение изменилось.

— Насчет сегодняшнего дня. Я с Френсис прогуляюсь, дам вам возможность собраться и приготовиться к дороге. Вернемся к шести часам, чтобы с вами проститься. Вы ведь в это время надумали уехать, не так ли? — Последние слова прозвучали не как предположение, а как утверждение. Форнлей перехватил взгляд Кортлендта, оба обменялись улыбками.

— Нас это устраивает, — сказал американец. Потом многозначительно добавил: — Поступайте, как вам будет удобнее.

В три часа Френсис с Ричардом покинули «Лесную благодать». Ричард рассчитал, что расстояние от Пертисоу до дома с красными ставнями примерно две мили. Вчера, когда они поднялись на гору, откуда открывался вид на Плейтцах, Форнлей приметил этот дом, уединенно стоящий на горной поляне возле маленькой речки. Отличное место для летнего отдыха, заметил он. У него была страсть подыскивать участки для домов, которые он никогда не смог бы приобрести. На близлежащих горах он облюбовал уже три местечка, подходящих для сооружения летних шале.

Когда они проходили мимо Почтовой гостиницы, Форнлей стоял у дверей. Он помахал им, но не сделал ни малейшей попытки заговорить. Они вышли на дорогу, ведущую к Плейтцаху, Френсис ненароком оглянулась. Форнлей неподвижно стоял возле входа в гостиницу, засунув руки в карманы, и умело притворялся, что не смотрит в их сторону. Значит, его появление у дверей не было случайностью. Это их успокоило. По крайней мере, был человек, который мог бы удостоверить, что они живыми и невредимыми отправились на прогулку. Так сказать, подтвердить, что скончавшийся перед смертью и находился в полном здравии.

— В трудной ситуации на него можно рассчитывать.

— На кого? — спросил Ричард.

— На Боба Форнлея. Не сует нос не в свои дела. Не распускается. Не обижается на шутки. И при этом понимает, что вокруг делается.

— Он не глуп. Как и Генри, но в своем роде. Ты знаешь, Боб чемпион по гольфу среди любителей Бельгии и Германии? Генри сказал. Сейчас люди опасаются выражать собственные эмоции, а он словно Фома Неверующий получает удовольствие от своих язвительных замечаний. И при этом в избытке наделен здравым смыслом. Голова у него на месте, до трех сосчитать сможет, выдержки хватает. Иногда он распускается, тогда кровь вскипает, а плоть начинает бунтовать. Спорю, он живет в вечном разладе между тем, что следует делать, и тем, что он хотел бы совершить.