— Так?

— Это могли быть удары кулака, но не думаю, чтобы удары кулака можно было расслышать через деревянные потолки и полы. Нет, не думаю, что эти гулкие звуки были ударами кулака. Для этого они были слишком мощными. Думаю, это собака кидалась на тяжелую дверь. Большая собака.

— Но удары были отчетливыми. Следовали через определенные интервалы. Если собака бросается на дверь, она царапает ее когтями, а этих звуков мы не слышали. Даже когда мы уходили и стояли возле лестницы, она не скулила, не скребла лапами. Странная какая-то собака.

Френсис взглянула на Ричарда, он не отводил взгляда от дороги. Она начинала понимать причину его беспокойства.

— Да, — согласилась Френсис. — Удары были четкими. Дробными.

— А последние два, тогда мы находились возле лестницы и слышали их более отчетливо, были совсем слабыми.

— Да. — Что-то смутно зашевелилось у нее в памяти. — Подожди, — сказала она. Если бы только сообразить, что напоминал этот звук. Нечто подобное она слышала этим днем… в комнате.

— Ричард… — В голосе послышалось волнение, он предостерегающе приложил палец к губам. — Ричард, если собака прыгнет на дверь, как мы, казалось, поверили, то удар по двери отличается от удара о пол, так ведь? Хорошо, помнишь этого мужика с бычьей шеей, который пошел за Меснельбруном, когда мы пришли? Он затопал по полу, и его каблуки производили тот же самый монотонный стук. Это был удар не по двери, а по полу. Не поверю, чтобы чем-то мягким, будь то рука или собачья лапа, можно было так застучать. Ты совершенно прав, Ричард.

— А ты еще более права. Молодец, Френ. Теперь давай порассуждаем. Мы услышали грохот, словно чем-то твердым, какой-то мебелью ударили по полу. Допустим, стулом? Допустим, к стулу был кто-то привязан? Тогда удар будет именно такой, какой мы услышали. Удары были более увесистыми и сильными, чем удар кулаком. Скажем, двумя ногами, связанными вместе? Видно, кто-то медленно поднимал их вверх и бил по полу. Все правильно, именно такие звуки мы и слышали; когда ноги или лодыжки стянуты, можно бить по полу обоими каблуками вместе. Теперь понятно, отчего удары становились более слабыми. Довольно трудно и утомительно привлечь чье-то внимание таким способом.

— Но если не считать последних пяти минут, в доме все было спокойно и тихо.

— Да, пока ты не допела своей песни.

— Кто-то узнал ее?

— Да… Пока мы разговаривали, узник не мог разобрать наших голосов. И никакой пользы не было бы, если б он услышал песню, спетую по-немецки. Но когда он уловил английские слова и узнал песню, которую практически поют только англичане, у него появилась надежда привлечь наше внимание.

— Так, возможно, это был наш человек. Ради всего святого, что нам делать, Ричард? Мы его нашли, и мы его потеряли. — О таком обороте Питер Голт и подумать не мог; им предстояло или увидеться с англичанином или узнать, жив ли он. Все ясно и понятно, и ничего похожего на такую безнадежную головоломку.

— Что делать будем? — грустно спросила она.

Ричард вытащил из кармана плитку шоколада.

— Подкрепись, — предложил он. Посмотрел на часы. — Уже намного больше пяти часов. Надо подождать. Если представится возможность, мы ее не упустим. А если не представится, я провожу тебя к фрау Шихтль, а сам вернусь сюда вечером. Хочется во всем разобраться.

— У тебя нет оружия, — тихо проговорила Френсис; она оцепенела от страха. — Возможно, это вовсе не наш человек, — добавила она в надежде его разубедить.

— Как бы то ни было, но это человек. Надо во всем разобраться. У Генри, наверное, есть оружие. Если есть, я его одолжу. Если нет, при мне всегда моя тросточка. — Он нежно погладил лежавший подле него альпеншток. Френсис взглянула на баскскую грубо обработанную палку с круглой кожаной рукояткой и заостренным наконечником. Не бог весть какая защита; металлический наконечник годился только для того, чтобы взбираться по крутому склону. Ричард заметил ее реакцию. Со снисходительной улыбкой отвинтил рукоятку.

— Я тебе этого еще не показывал. Страшное приспособление. — Набалдашник и верхняя часть палки отделились, обнаружив грозный стальной клинок длиной в восемь дюймов. Он был наглухо заделан в основание трости и превращал ее в серьезное оружие.

— Я не кровожаден, — добавил Ричард. — Купил ее во время поездки по Пиренеям, когда был студентом; мне нравилось смотреть, как баски возвращаются с рынка, поигрывая такими тросточками, привязанными к руке кожаными ремешками. По дороге в город они погоняют стальными прутьями скот. Возвращаясь из города, завинчивают рукоятку, вешают палку на руку и весело ее раскачивают — на плечо наброшена куртка, в кармане деньги, на губах улыбка для девушек. Люблю бытовые подробности.