Иветта ошалело уставилась на Родриго.

— Все равно через пять минут проверим, — устало вздохнул испанец. — Лучше скажи сама. Тогда я, по крайности, определю, как поступать... А хочешь — молчи. Тем хуже для тебя.

— Оставь бедняжку в покое, Родриго, — бесцветным голосом произнесла баронесса. — Ты отвратителен.

— Отнюдь нет. Спрашиваю из чистейшего человеколюбия. Коль скоро твоя служанка девственна, ее не станут подвергать излишним... как бы это выразиться? — испытаниям. Правда, положенное за труды приданое тоже несколько уменьшится.

Родриго пристально поглядел на Иветту.

— Не бойся, козочка. Тебя возьмут в Кастилию, щедро снабдят необходимым, осыплют золотом и отпустят на все четыре стороны. Я не кровожаден, поверь.

— Подлец! — выпалила баронесса.

— Подлец сотворил бы с вами невообразимое, а потом оставил на расклевание воронам. Кто узнает? Но ни тебе, ни Иветте не грозит ничего, кроме веселой ночки. Позабавимся — и поедем дальше. Все вместе. Эрна де Монсеррат останется баронессой, но поселится в небогатом фамильном владении де Монтагутов. Иветта, служанка, сможет остаться при госпоже, или пойти свои путем — как ей заблагорассудится. Ты отлично владеешь нашим языком, дорогая, вспомни: «я люблю» звучит по-испански «te quiero». И толкуется двояко: «я люблю тебя» или «я хочу тебя», сообразно переживаниям говорящего. Я хочу тебя, Эрна...

В дверном проеме возникла масляная рожа светловолосого, давно не стриженного Гонсало. Баскское происхождение подручного было весьма сомнительно, и Родриго иногда гадал, кто именно: мать или бабка этого наглого, преувеличенно спокойного, мягкого в обращении с равными либо старшими, беспощадного к пленникам парня согрешила с проезжим визиготом.

Рожа подмигнула и спросила:

— Когда начинаем, capitan?

— Скоро, — невозмутимо отозвался Родриго. — Еще несколько минут выдержки, друзья мои.

— Эрна, — сказал испанец, — сделай милость, разденься по собственной воле. И уговори крошку сделать то же самое.

— Никогда!

— Я свежевал волка. Медведя. Оленя. Свежевал в одиночку, безо всякой посторонней помощи. Если когда-либо сдирал охотничьим ножом грубую звериную шкуру, ободрать немного шелка и тонкого полотна не составит ни малейшего труда. Посему не подвергайте себя ненужному унижению. Противиться и глупо, и бессмысленно...

— Ни за что!

— Противиться или раздеваться?..

— Сударь, — хрипловатым голосом промолвила Иветта, — сударь, я женщина.

Водянистые глаза Гонсало едва не выкатились из орбит:

— Que dice? [12]

Родриго улыбнулся:

— Отвечает на мой вопрос. Правда, с небольшим опозданием.

* * *

— Чего именно? — осведомился Рекс ван Рин.

Де Ришло остановился подле друга:

— Саймон вознамерился переменить имя. Помнишь эту болтовню про Авраама, дурные предзнаменования? Авраамом его хотят наречь, разумеется, отнюдь не в честь библейского праотца, но в честь знаменитого, многоученого мистика первых веков новой эры. Он оставил по себе магическое руководство, доныне служащее своеобразной колдовской энциклопедией — всеобъемлющей, исчерпывающей, заметь. На несколько столетий этот непотребный том выпал из виду всех, кто жаждал заполучить его. А в начале пятнадцатого века внезапно, по чистейшей случайности, угодил в руки парижского книгопродавца, Никола Фламеля, который сумел оценить находку и совершил с ее помощью немало памятных дел. Согласно завещанию, магический кодекс положили в гроб вместе с ним, но когда несколько лет спустя предприимчивые личности разрыли могилу, надеясь овладеть вожделенными секретами, ни самого Фламеля, ни книги там не обнаружилось. Существуют свидетельства, что Никола Фламель благополучно здравствовал в Турции столетие спустя, и я верю этому, ибо знатоки магии, постигшие свое искусство до мелочей, умеют продлевать сроки своей земной жизни. С тех пор о книге Авраама не было ни слуху ни духу. Но, похоже, Саймон вознамерился принять имя древнего колдуна, дабы служить все тому же черному князю...

— И что произойдет, если...

— Аарон окажется всецело во власти злобных сил, отказавшись от Господнего попечения, поправ добро, которому каждого так или иначе наставляют с минуты рождения. Он будет кощунственно крещен адептами, стоящими на пути левой руки. До этого мгновения мы способны вырвать Саймона у сатанистов и спасти. А вот после...

— А после?..

— Видишь ли, сейчас на нашей стороне за Саймона сражаются незримые Силы Добра и Света. После чудовищного ритуала они отступят от Аарона, и душа бедняги окажется низвергнута в Колодец. Умолчу о подробностях.

— Вы уверены? Ведь и христианское крещение отнюдь не обеспечивает райского блаженства само по себе. Почему же мерзкая пародия на святое таинство неизбежно приводит в ад?

— Мм-м-м... Сложный вопрос, Рекс. Ответ, вкратце, будет таков. Рай и преисподняя — просто символы роста к свету или падения во тьму. Приемля христианское — а также любое иное истинное крещение, мы отрицаемся дьявола, и всех ангелов его, и всех дел его, тем самым воздвигая труднопреодолимую для злобных сил преграду. Но любой, принявший сатанинское «крещение», поступает прямо наоборот. Преднамеренно сносит названную мною защиту, возведенную астральным Светом и хранящую от злобной тьмы. После чего становится добычей дьявольских существ и служит их орудием, умножая мировое страдание.

— Сатанистов толкает на этот страшный шаг заблуждение, уверенность, будто они обретут сверхъестественную власть над ближними. Лишь немногие осознают чудовищную опасность и неизбежную — совершенно и абсолютно неотвратимую — погибель. Кроме дьявола, существуют еще легионы мелких бесов, неприкаянных душ, неназываемых страшилищ, — ненавидящих человека существ. Никто, обладающий хотя бы зачаточными познаниями в оккультных науках, не подвергнет этого сомнению. Чудовища большей частью невежественны и слепы. За вычетом исключительных обстоятельств, они вполне безопасны для простого смертного, ведущего хотя бы относительно разумную и добрую жизнь. Однако потусторонние твари постоянно мечутся, ища лазейку, дозволяющую ворваться в материальный мир. Принимая сатанинское «крещение», безумец распахивает перед нечистью ворота. Если хочешь простейшего примера, вспомни, сколько зверств совершается теми, чей разум и воля скованы большим количеством спиртного. Низший дух набрасывается на лишившуюся возможности сопротивляться людскую душу и понуждает к действиям, идущим совершенно вразрез природным инстинктам.