За широкой, обтянутой темным камуфляжем спиной человека с мегафоном стоял, косо перегородив проезжую часть, автобус «ПАЗ». Вплотную к автобусу громоздился самосвал, в кузове которого на каких-то тюках и связках металлических трубок отчужденно курили рабочие в одинаковых голубых комбинезонах. Чуть поодаль от автобуса и самосвала помещалась дорогая иномарка, на фоне которой серенькая «Ока» с надписью по борту «Государственная Теле-Радио Компания Саратов» смотрелась совсем игрушечной. Между иномаркой и служебным автомобилем телевизионщиков расположилась группа солидного вида господ, среди которых выделялась крупнотелая дама с высокой причудливой прической и в благородно поблескивающей на тусклом солнце меховой долгополой шубе. Дама эта, морщась от усиленных громкоговорителем воплей, время от времени давала снисходительные комментарии крутившемуся тут же тонконогому пареньку, нагруженному громоздкой профессиональной видеокамерой:

— Сейчас мы имеем возможность наблюдать проявление возмутительного самоуправства, полнейшего неуважения к власти…

— Немедленно отойдите от ворот! Немедленно отойдите от ворот! — лязгающий монотонный речитатив вдруг прервался. Камуфляжный мужик в маске, не опуская мегафона, оглушительно прокашлялся и сменил пластинку: — Освободите проезд для техники! В противном случае мы будем вынуждены применить силу!..

Сила, впрочем, и так уже применялась. Четверо в глухих масках, в темном камуфляже с нашивками на спинах «ОМОН», кряхтя, наваливались на прутья металлических ворот, напротив которых и располагались вышеупомянутые автомобили и приехавшие на них люди. Под ногами ОМОНовцев позвякивал, когда на него наступали, срезанный автогеном замок с обрывком цепи. И странно было, что четверо здоровенных мужиков никак не могли распахнуть ворота, хотя их с противоположной стороны удерживал, ухватившись обеими руками за крайние прутья створок, один только человек: невысокий, но крепенький парень с азиатским лицом, в спортивном костюме. Вероятно, в том, что он даже особых усилий не прилагал, не давая створкам разъехаться, открыв проход, а просто держался за прутья, не багровея лицом и не задыхаясь, намеревавшиеся прорваться за ограду предполагали какой-то фокус, вроде скрытого в воротах механизма. Потому и не особо удивлялись тому факту, что четверо не могут сладить с одним. А, может быть, удивлялись, но не подавали вида.

За спиной парня в спортивном костюме, сдерживающего натиск ОМОНовцев, нервно прохаживался из стороны в сторону высокий худой мужчина, явно не по погоде одетый лишь в белую рубашку и брюки. На ногах мужчины красовались летние сандалии, в которые имеют обыкновение переобуваться, приходя на работу, немолодые сотрудники бюджетных учреждений, где до сих пор мало распространена зараза дресс-кода. Мужчина комкал в руках стопку отпечатанных на ксероксе бумаг, то и дело зло и затравленно взглядывал сквозь прутья ограды на крупную женщину в меховой шубе.

Кроме худого мужчины и парня-азиата, во дворе осажденного Саратовского детского дома номер четыре, никого не было. Пустой двор безмолвно скалился металлическими конструкциями спортивной площадки, сумрачно хмурился безлистными кустами, растущими вдоль стен здания, из окон всех трех этажей которого молча наблюдали за разворачивающимися у ворот событиями воспитанники старших и средних групп. Малышей от греха подальше спрятали по спальням.

— Немедленно отойдите от ворот! — вел свое заунывное заклинание мегафон. — Освободите проезд для техники!

— Пересолин! — вдруг выкрикнула крупная женщина голосом таким пронзительно властным, что мегафон тут же покорно смолк. — Евгений Петрович, скажите своему подчиненному!.. Прекратите безобразие! Решение о переселении воспитанников уже принято! Чего вы добиваетесь?

Высокий остановился.

— Пересолин! — моментально вклинился начальственным баском один из солидных мужчин. — Напоминаю, что сопротивление органам охраны порядка преследуется по закону! Прекратите творить беспредел!

— Беспредел?! — выкрикнул Евгений Петрович и взмахнул руками так, что несколько листков вылетели из его пальцев. — Это я творю беспредел?! Это ваши действия незаконны! Разбирательство еще не закончено, опти-лапги! Мы до генеральной прокуратуры дойдем!..

— Послушайте, Евгений Петрович… — начала было снова женщина, но солидный мягко положил ей руку на плечо. И продолжил сам. На этот раз в его голосе без труда прочитывалась угроза:

— На тебя уже два дела заведено, мало? Какая к черту прокуратура? О себе подумай…

Пересолин топнул ногой и оскалился. Губы его молниеносно шевельнулись, выдавив бесшумное матерное ругательство. ОМОНовцы с новой силой навалились на ворота.

— Вот сволочи пиджаки… — шептал Валька, — сволочи, сволочи…

Очки его давно сползли на нос, но он не замечал этого, не поправлял их.

— Почему Евгеша с Нуржаном запретили нашим парням вмешиваться, а? — в который уже раз непонятно у кого спросил Виталик. — Да они бы этих гадов в одну минуту узелками завязали. И тачки их поганые в лепешки расплющили… Почему, а?

— Сволочи… — не слушая и не слыша его, повторил Валька так глухо, точно у него было пережато горло.

— Сволочи, — поддакнул Виталик. И в который раз ответил сам себе: — Почему? А чтобы не говорили потом, что, мол, воспитанниками прикрываются…

Оба пацаненка, Валька и Виталик, из спален, конечно, ускользнули. Как не ускользнуть, когда такое происходит! Они нашли себе удобный наблюдательный пункт на тесном подоконнике чердачного окошка.

— У меня самострел был… когда я еще дома жил, — возбужденно шептал дальше Виталик. — Такой… не на прищепке с резинкой, а с пружиной от матраса. Камнями пулялся. Знаешь, как бил? Если с земли стрелять, на четвертом этаже стекла вышибал, честно. Сейчас бы я этих пиджаков из того самострела… Забегали бы у меня.