Итак, полторы тысячи «сброда» и «сволочь». «Сволочь»— это две тысячи донских казаков во главе с Андреем Карелой и еще «толпа вольницы», в которой отмечены, между прочим, «сподвижники Хлопковы». Всего тысячи четыре слабовооруженных и малодисциплинированных людей.

Не густо!

Однако «сброд» и «сволочь» имеют два важных преимущества перед войском Годунова — они готовы сражаться, они знают, что ряды их будут постоянно пополняться, ибо «не только сподвижники Хлопковы и слуги опальных бояр, ненавистники Годунова — не только низкая чернь, но и многие люди воинские поверили самозванцу…»

Вот она, социальная база начавшейся войны, гражданской по сути — «ненавистники Годунова», так рискнем обобщить. Есть смысл эту первую войну смутного времени назвать общенародной против правительства.

Потом будет народная война Болотникова против царя и бояр.

Потом всенародная против иноземцев…

Проследим же за ходом военных действий.

Учитывая опасность со стороны царских войск, собранных в Ливнах, Дмитрий посылает часть сил на восток, а с главными движется магистральным направлением вдоль Десны на север.

Первый серьезный опорный пункт на русской территории, столица некогда прославленного владения Рюриковичей — Чернигов. Не укрепившись здесь, уже на русской земле, но одновременно и в пограничье, на случай отступления, нельзя идти вперед. Такое решение делает честь Дмитрию как военачальнику.

Он готовится к серьезному бою за город, казаки уже ворвались в посад, но штурма не потребовалось. Горожане выходят навстречу с хлебом и солью.

Двадцать шестое октября, десять суток с часа вторжения…

— Да здравствует государь наш Дмитрий! — восклицает народ, заглушая радостный звон колоколов.

Победа бескровная крайне важна как в политическом, так и в военном отношении, триста стрельцов черниговских примыкают к войску, захвачены первые двенадцать пушек, взята и роздана сподвижникам значительная казна.

Да здравствует государь Димитрий!

Вперед!

В глубь России по очарованной Десне. Уже видятся Брянск, Калуга, Москва, победный въезд молодого царя в отчую столицу.

На очереди Новгород-Северский, некогда гостеприимно принявший странствующих монахов. Здесь оставлена первая грамота: «Я, царевич Дмитрий, сын Иоаннов…»

Можно предположить, что Дмитрий приближался с особым радостным волнением к городу, где в первый раз гордо провозгласил свои права. Правда, потом он скрылся в лесах, но вот возвращается, окруженный войском и преданными соратниками.

Так не этому ли городу распахнуть с колокольным звоном ворота вслед за Черниговым? Не здесь ли прозвучать:

— Ура, государь!..

Нет.

Вместо приветствий матерная ругань:

— А… дети! Приехали на наши деньги с вором!

Вот как! Не государь, а вор.

Так кричит одиннадцатого ноября с крепостного вала человек, который через полтора года умрет за Дмитрия, и трупы их будут лежать рядом на Красной площади.

Петр Басманов.

Известно, что гражданские войны особенно часто выдвигают молодых, одаренных воителей. И Смута выдвинула таких. По крайней мере, троих. Все они погибли: сам Дмитрий, Скопин-Шуйский, Петр Басманов.

Он из боярского рода Плещеевых. При Грозном дед Петра характеризовался так: «Плещеев — известный государственный боярин родов за тридцать и больше…»

Двое Басмановых, Алексей Данилович и сын его Федор, прославились в царство Грозного, увы, страшной славой. Алексея называли в числе инициаторов опричнины, о сыне говорили, что он сам умертвил отца, когда пришла опала, перед казнью. Но по приказу ли безумца Ивана или чтобы сократить, предотвратить пытки — неизвестно. Зато известно, что отец и сын насмерть стояли в осажденной крымцами Рязани, участвовали в боях и походах от Казани до Балтики.

Двое сыновей остались после казненного Федора — Иван и Петр. Иван командовал войсками Годунова в решающей битве с Хлопкой. Смертельное ранение воеводы стало переломной минутой в сражении, его любили в войске и не простили повстанцам…

Петра Годунов тоже жаловал, дал сан окольничего, и когда пришла беда, по обычаю вместе со старшим, князем Никитой Романовичем Трубецким, поставил во главе отрядов, двигавшихся из Москвы к Чернигову, чтобы преградить путь самозванцу. Однако, не дойдя пятнадцати верст до города, военачальники узнали, что Чернигов пал, и решили отойти и укрепиться в Новгороде-Северском. Здесь престарелый князь уступил первенство молодому сподвижнику.