А вы, дворяне и дети боярские, чего не претерпели в тягостных службах и в ссылках?

А вы, купцы и гости, сколько утеснений имели в торговле и какими неумеренными пошлинами отягощались?

Мы же хотим вас жаловать беспримерно:

Бояр и всех мужей сановитых честию и новыми отчинами.

Дворян и людей приказных милостию.

Гостей и купцов льготою, в непрерывное течение дней мирных и тихих».

Увы, мы знаем, что ждет Русь, и слова «непрерывное течение дней мирных и тихих» звучат для нас насмешкой, почти черным юмором. Но им-то, откуда им знать?..

Что касается самого текста, то это обращение к верхушке. Но разве «люди знаменитые» привели Дмитрия в Москву? В лучшем случае они шли за движением. Даже Басманов, лучший из «знаменитых», сделал окончательный выбор, когда убедился, что несколько сот казаков, обыкновенных вчерашних русских крестьян — ну, разве что более решительных и смелых характером, — зарывшись в землю, стоят насмерть перед стенобитными орудиями.

Но о них-то в обращении ни слова.

Впрочем, может быть, это вопрос тактики? В столице важно повернуть на свою сторону прежде всего сановитых.

Может быть…

Ну, и что же они? Знаменитые? Начальники?

На лобное место поднимается человек, которому, наверное, по всей Руси нет равного во лжи, младший современник Екатерины Медичи.

Да, он самый, Василий Шуйский, который совсем недавно клялся именно здесь в обратном, теперь торжественно объявляет:

— Царевич спасся от убийц. Вместо него убит и похоронен попов сын…

Конечно, стыдно верить такому человеку. Но сказанное, в сущности, не имеет уже значения. Нужно лишь последнее слово, третьестепенная закорючка на обходном листе, формальный сигнал, чтобы отринуть изжившее и вырваться…

Нет, скорее, ворваться.

Ворота в Кремль открыты, и толпы — конечно же, не бояр, но и бояре с ними, куда теперь денешься? — содрогнулись.

Чей-то могучий голос направляет толпу:

— Время Годуновых миновалось!

— Солнце восходит для России!

— Клятва (проклятие) Борисовой памяти!

— Да здравствует царь Димитрий!

— Гибель племени Годуновых!

Последний лозунг особенно прошелся по сердцу, но сердца еще не ожесточились до прямого кровопролития. Еще десять дней потребуется, чтобы преступить черту окончательно.

А пока толпа неудержимым потоком вливается в Кремль, растекается по его площадям и вновь сливается у царского дворца, чтобы после короткого колебания ворваться в Грановитую палату.

Страшная минута, хотя еще не самая последняя в жизни Федора. Вокруг него никого. Лишь трон — символ власти и родная мать — последние опоры. Трон не спасает, его стаскивают с трона. Случай единственный в практике свержения русских царей! Но слезы матери вымолят ему еще несколько дней жизни. Царица падает к ногам толпы и молит о жизни сына. И молитва услышана. Во дворец ворвались не убийцы, а восставший народ, который пришел требовать и вершить справедливость, а не мстить и душегубствовать.

Царская семья взята под стражу в собственном доме в Кремле.

Хуже приходится ближайшим родственникам. Правда, их тоже не убили, но дома их разграблены и сожжены.

Досталось и немецким медикам, любимцам Годунова. Считалось, что они обогащены им сверх меры, и особенно дорогими винами. Тут уж устоять трудно. Погреба немцев открыты, бочки немедленно осушены. На этой трагикомической расправе действо завершается. Полуторамесячное царство младшего Годунова кончилось.

— Да здравствует царь Дмитрий!

Теперь уже единственный царь, хотя пока и не коронован и не вступил в столицу.

Дмитрий в Туле. Пройден еще один этап на пути к Москве. Из Путивля к Орлу, от Орла к Туле.

Здесь он снова ждет.

Кого? Чего?

Третьего июня московские вельможи князья Воротынский, Телятевский, Петр Шереметев, думный дьяк Власьев, который умел завоевывать доверие царей и вскоре от Дмитрия получит важное поручение, а с ними и другие «лучшие люди» выехали в Тулу.

С повинной.

Теперь только так. Иначе с царем нельзя.

Пока бояре униженно приносят повинную, их всячески позорят донские казаки, самые верные помощники Дмитрия. Бояре терпят.

Но раньше появления бояр Дмитрий посылает в Москву Василия Голицына, Мосальского и дьяка Сутупова. Вместе с ними с воинской командой Басманов. Их задача не оглашается широко, но они знают, зачем едут.

До нас не дошли сведения о тайных советах, где решалась судьба Годуновых, хотя она обсуждалась, конечно. Смерть или заточение? «Никакая пустыня не скрыла бы державного юношу от умиления россиян», — сентиментально, но справедливо полагает Карамзин, рассматривая вопрос о возможной ссылке Федора. Так, видимо, думали и советники нового царя.