Шрифт:
6 июля 1847
Автору «Лидии» и «Маркизы Луиджи» {165}
Декабрь 1848
[Дневник любви и молитвы] {167}
1
Марта 25, 18.. года
Und wenn du ganz in dem Gef"uhle selig bist,
Nenn's Gl"uck, Liebe, Gott!
Ich kenne keinen Namen
Daf"ur. Gef"uhl ist alles…
Name ist Schall und Rauch,
Umnebelnd Himmelsglut [44]
44
I
И снова он, старинный, мрачный храм, И тихий свет лампады одинокой, И в куполе Всевидящее Око, И лики длинные, как тени по стенам. И образы святых над царскими дверями Парящих в небо стройными рядами. И выше всех Голгофа.И на ней Распятый Бог, страдалец за людей. II
И вспомнил я, как часто в храме том, Лет за восемь, молился я с отцом, И снова видел я мольбу его святую, Восторженный и вместе кроткий взор. И слышал речь Евангельски-простую, О чудесах Господних разговор… Как часто он молился со слезами И «верую» с восторгом повторял, И голову смиренно преклонял Под выход с страшными и тайными дарами!.. Тогда и я все ясно понимал И символ веры набожно читал… И пению и смыслу дивных слов Вторил торжественно раскат колоколов… . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . И долго был я думой погружен В былое, пролетевшее как сон. III
Но я взглянул… И лики предо мною, Казалось, ожили, но жизнью мертвецов, И было ли то звон колоколов Иль смутный сон владел моей душою, Но слышались мне звуки странных слов. Казалось мне, ряды святых как хоры Гласили песнь, печальную, как стон, И вторил им унылый, страшный звон. Их лики бледные… Недвижимые взоры И песнь проклятия… То был ужасный сон… И между них я видел лик знакомый, Чертами он отца напоминал И горестным спокойствием сиял… . . . . . . . . . . . . . . . Очнулся я… и было грустно мне, Но страшно не было. Лишь милой старине Я отдал дань невольными мечтами; А вздох сдавил, скрестивши грудь руками. IV
И между тем народ уж находил И, набожно крестясь, на место становился. И служба началась, и ряд паникадил Сиянием свечей мгновенно озарился. Вдали от всех я у стены стоял И, ко всему святому равнодушный, Над верою толпы, живой и простодушной, В душе, как демон, злобно хохотал. V
И стало скучно мне… Ленивою душой Ни мысль единая, ни чувство не владели. И проклял я удел блаженный свой, И мирный быт, и хладный свой покой, И вечное стремление без цели, И книжной мудрости на полках длинный ряд, И споры школьные, и мысли напрокат. И — почему, зачем — того не знал я, Но дни младенчества предстали предо мною, И, словно наяву, я видел пред собою Картины лучшего, былого бытия. И видел я в волшебном сновиденье И детскую постель, и в окна лунный свет, И над постелью матери портрет, И образ на стене — ее благословенье. И вспомнил я, с каким благоговеньем Я «Отче наш», ложася спать, читал И на луну смотрел — и тихо засыпал. И погружался я душой в воспоминанье И свиток прошлого внимательно следил. {168} И, наконец, с тоской и трепетом открыл Страницу грустную блаженства и страданья. {169} И ожил снова я… и первую любовь, И слезы, и мечты душа постигла вновь. И снова видел я — и мраморные плечи, И ножку легкую, и девственную грудь, И снова слышал я пленительные речи Все так же, как и в день минутной нашей встречи. Да! ты была одна, с которой жизни путь Не труден был бы мне… И озарен сияньем Звезды моей, могучий упованьем, Я шел бы с верою путь скорби и труда!.. Но ты была падучая звезда… . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Не в силах удержать и дум и чувств избыток, Закрыл я холодно воспоминанья свиток. VI
И стал я на народ смотреть… Но прежних лиц Мой взор искал напрасно. Предо мною Ряд старых дам да чопорных девиц… А назади с смиренной простотою, С поклонами земными — ряд купцов Да жен и дочек их. Признаться, пустотою Душа страдала. Я уж был готов Идти скучать домой. Но теснотою Удержан был. Ленив я как-то стал И до дверей толкаться не желал. И вот опять я стал смотреть. Случайно (А может быть, по воле неба тайной) Мой взгляд упал налево…