Джой посмотрела расписание. Последний поезд уходил на север с вокзала Пенн-Стейшн в десять сорок пять. Презентация начиналась в семь и должна была закончиться в девять тридцать. Если собрать все вещи, то достаточно встать у отеля с чемоданом, и ее тут же подберет машина, чтобы ехать до поезда, домой.

Поднимаясь на лифте в номер Грея, она думала, что мечтать о Нью-Йорке, о том, чтобы стать подругой красивого влиятельного мужчины и сделать успешную карьеру, конечно, хорошо. Но только на бумаге. Столкнувшись с реальностью, Джой чувствовала себя побитой и постаревшей. Она стала мудрей, но эта мудрость далась ей с болью.

Нужно возвращаться в Саранак-Лейк, доделывать пять платьев. Если сегодняшняя презентация принесет какие-то плоды, то при желании она сможет вернуться в Нью-Йорк, но ее основной дом останется на севере. На те деньги, что она заработает, Джой могла себе позволить снять небольшую квартиру для себя и Большой Эм, пока «Уайт-Кэпс» не приведут в порядок. А может быть, она поживет с Алексом в мастерской отца, пока не найдет что-то для себя.

Звякнул звонок, и лифт остановился. Джой вышла в кремовый коридор и посмотрела вниз на красивый золотисто-коричневый ковер.

В одном она могла быть уверена. Сколько бы она ни заработала, больше никогда не остановится в «Уолдорф Астории».

— Здравствуй, папа, — сказал Грей, входя в кабинет отца. Он вернулся в Вашингтон прошлым утром, но только теперь ему удалось добраться до дома. — Я знаю, что ты уже слышал.

Теперь для него стало обычным видеть отца сидящим не за большим письменным столом красного дерева, а у камина.

— Слышал.

Грей уселся на стоявший рядом стул. Он до сих пор не мог поверить в то, что произошло, даже после того, как провел весь вчерашний день и половину сегодняшнего, беспрерывно обсуждая трагедию с представителями прессы, политиками и экспертами.

Джон Бекин умер. Один из служащих нашел его повесившимся в ванной.

— Как ты? — спросил Грей.

Отец нахмурился:

— Неважно.

Грей отвел взгляд, пряча глаза.

— Сын. — Когда ответа не последовало, отец наклонился вперед и, взяв Грея за руку, потряс ее. — Расскажи мне, сын.

Грей сжал ладонь отца, потом откинулся на спинку стула.

Отец стукнул палкой об пол, словно этим звуком хотел добиться того, чего не имел сил сделать с помощью голоса.

Грей откашлялся:

— Я виделся с Бексом за два дня до того, как он это сделал. Мы поссорились. Я… это выглядит отвратительно. Отвратительно, правда.

— Подумай. Это ты виноват?

— Черт, пап, я угрожал, что расскажу о некоторых его делах.

— Нет. Не то. — Голова отца упрямо качнулась. — Бекину. Угрожали. Сотни. Раз.

Да, без сомнения, это была правда. Но Грей никак не мог избавиться от тягостной мысли, что он был последним, кто сделал это. И они оба с Бекином понимали, что он не шутил. Если бы Бекин не подал в отставку, Грей разоблачил бы его.

Наступила долгая тишина.

— Бекин. Рассказывал.

— Что, папа? — Грей потянулся вперед, упершись локтями в колени. Он едва слышал, что говорил Уолтер.

— Газеты.

Грей нахмурился:

— Что, прости?

— Анна Шоу. Звонила. Мне. Вчера. — Отец сделал глубокий вдох, как будто усилия, которые он прилагал к тому, чтобы говорить, сильно утомляли его. Однако он был полон решимости сказать все до конца. — Хотела. Комментариев. По поводу. Смерти.

Грей ждал, когда отец соберется с мыслями, чтобы правильно выразить их.

— В конце. Я. Сказал. Мне. Будет. Не хватать. Его. — Пауза. — Она. Сболтнула. Да. Он. Был. Лучшим. Источником. Для нее.

Грей почувствовал, как по спине побежали мурашки.

— Бекин сливал ей информацию из сената?

Отец кивнул:

— Она. Хотела. Взять. Назад. Слова. Значит. Наверняка. Правда.

Грей наклонился.

— Не вини. Себя. У Бекина. Свои. Демоны. Много.

— Боже мой.

Голова отца откинулась. Глаза закрылись. Он выглядел таким старым. Таким слабым.

Грей думал о том, сколько еще времени им отпущено, чтобы побыть вдвоем.

— Я люблю тебя, — прошептал Грей. Господи, как давно он не говорил отцу этих слов.

Глаза Уолтера открылись. Удивление, которое он в них увидел, говорило о том, что прошли века с тех пор, как они сидели вот так. Даже после разбившего отца инсульта Грей был так занят делами, так старался быть сильным, что не часто позволял себе разговоры с ним.

Но в этом и проявлялась его слабость.

— Я люблю тебя, папа, — произнес Грей громко и четко.