— А мы будем молиться всем богам, чтобы в тот же миг отключилось подавление инерции, не то Портулак на себе прочувствует тысячу «же» несбалансированной компенсации, — подсказал я.

— Опасность осознаем мы все, включая Портулак.

— Если погрузится в стазис, шансов уцелеть при атаке у нее будет куда больше, — проговорила Пижма.

— Если предупредить ее об этом сейчас, роботы мгновенно разгадают наши планы, — сказал Щавель.

— Небось уже сообразили, что мы не с букетами к ним летим, — съязвил Горчица.

— Тем не менее, пока не откроем огонь, роботы не будут уверены в наших намерениях, — возразил Чистец. — Может, они считают, что мы хотим начать переговоры или штурмовать корабль. Соглашусь со Щавелем: про латентность Портулак нельзя говорить до самой последней минуты.

— А если она не успеет погрузиться?

— Она на ковчеге в грузовом отсеке своего корабля. Резкого ускорения это не погасит, но хоть отчасти защитит. Прости, Лихнис, но третьего не дано: либо атакуем, либо бездействуем. Во втором случае с Портулак можно попрощаться уже сейчас.

Пока я рылась в памяти, Геспер расхаживал взад-вперед по белому мостику ковчега. Ни разу не видела, чтобы робот так суетился. Мне хотелось лишь поговорить о Первых Роботах, выяснить все, что ему известно, и понять, какую роль сыграли Горечавки в крахе их цивилизации. С Лихнисом я любила побеседовать по душам — при этом казалось, что внутри на месте темного вакуума загорается огонек, а откровения Геспера просто вытеснили из моей головы все остальные мысли.

— Не знаю, с кем я разговариваю, с Геспером или с Вальмиком… Откуда тебе известно о вымирании? Были бы люди-машины в курсе, разве они не рассказали бы нам сотни тысячелетий назад?

— Люди-машины не знают той цивилизации. Появившись на галактической сцене, они считали, что исторические факты, которые изложили им люди, достоверны. Из этого не следует, что роботы исключали ошибки и неточности. Просто не было оснований полагать, что история переписывалась в таком объеме и так методично. С момента рождения моей цивилизации мы считали себя первыми носителями искусственного интеллекта. Скоро станет общеизвестно, что это не так.

— Ты до сих пор не рассказал, как выяснил правду.

— В молодости я встречался с роботами.

— Прежде я говорила с Геспером, а теперь с Вальмиком?

— Нет, сразу с обоими — под одной маской сразу два лица. Прости, если сбиваю тебя с толку, но для меня совершенно естественно переходить от одной личности к другой. Во мне словно две реки слились в одну полноводную. — Геспер зашагал не так быстро. — Более пяти миллионов лет назад, намного позже Золотого Часа, но задолго до моего появления на Невме, меня разыскали мыслящие машины. Я был им в новинку — большой, медлительный, диковинный, а они были в новинку мне. Я тотчас понял: передо мной человеческая технология, одержимая, порабощенная своим острым умом. Я и прежде видел умные машины, но сообразительности и хитрости, как при настоящем интеллекте, не встречал. Сомнений не было: это роботы нового вида. Гремучая смесь сложного и беспорядочного сделала их мышление сознательным и свободным.

— Что с ними стало?

— Роботы хотели наладить связь с человеческой метацивилизацией. Я тогда был человеком, поэтому меня просили стать посредником и помочь на дипломатическом поприще. Я призывал к осторожности. Десятки империй на моих глазах появлялись и исчезали, расцветали и увядали, как лилии на пруду, и так снова и снова. Иные были дружелюбны и благожелательны, иные воспринимали в штыки любое внешнее воздействие — на длительности существования это совершенно не сказывалось. Добродушные протянули не дольше злобных. Впрочем, существовал образец стабильности, не стесненный рамками планетарной жизни.

— Линии, — подсказала я с благоговейным ужасом.

— Роботов больше интересовали Линии, а не микроскопические цивилизации-однодневки — разве не логично? Наладив отношения с Союзом — к тому времени он уже существовал, — они при посредничестве Линий могли бы обратиться к цивилизациям, которые окажутся достаточно стабильными и прогрессивными. Шаг за шагом, роботы сблизились бы с человечеством. От тесного контакта выиграли бы обе стороны. Невозмутимые, равнодушные к политическим распрям людей, машины могли стать третейскими судьями, снять напряжение бесконечных перемен и принести мир в галактику. Люди в свою очередь открыли бы доступ к наследию своей древней цивилизации — к науке и культуре, которые притягивали роботов как магнит. Вопреки неуемному любопытству что-то в машинном складе ума глушило творческое начало. Единственным новаторством с их стороны стало появление на свет. После этого они только и делали, что задавали вопросы. Для ответов нужна интуиция, а ее не было.

— Не похоже на людей-машин.

— Не похоже. У роботов второй волны, которые появились миллионы лет спустя, есть нечто, у первой волны отсутствовавшее. Хотя, возможно, те, первые, просто не успели изобрести для себя творческое начало. Поработали бы над своим интеллектом и, вероятно, нашли бы недостающий ингредиент.

— Но им не хватило времени.

— Сперва роботов приняли с распростертыми объятиями. Их появление сочли сюрпризом, неожиданным поворотом истории. Люди уже не надеялись, что в галактике есть другие разумные существа. Роботы стали и благословением и проклятием. С одной стороны, у людей были бесконечные возможности освоения Вселенной, безграничные источники сырья, с другой — приходилось мириться с гробовой тишиной. Да, человечество раздробилось на миллионы видов и подвидов, порой непохожих друг на друга. Но человеческая сущность под чешуей, шерстью или броней почти не изменилась. Увы, гробовую тишину Вселенной мартышечьей болтовней не разбавишь. Зато теперь появилась компания. Согласен, изначально роботы — продукт человеческого труда, только во многих отношениях они кардинально отличались от своих создателей. Их интеллект работал по совершенно иным принципам. Различиям вопреки, первое время роботов привечали. Немногочисленные, они жили компактно, в безопасном отдалении от древних цивилизаций, захватнических настроений не демонстрировали. У человечества, выросшего единственным ребенком в огромном, кишащем демонами доме, вдруг появился товарищ для игр. Какое-то время отношения впрямь были товарищескими. А потом испортились.