Ошибочно было бы полагать, что этот указ относится к исполнению решения коллегии от февраля 1763 года. По-видимому, это разные фонды, разные статьи расходов казны.

Можно считать, что за один год было израсходовано на агентурную работу по Польше больше 1 млн. рублей.

Деньги высылались в Варшаву партиями в сумме от 20 000 до 100 000 червонных рублей, которые курьеры доставляли или деньгами, или векселями. Хотя в общем финансирование оперативной работы было обеспечено, тем не менее русская разведка иногда испытывала трудности: перебои в доставке денег возникали нередко вследствие финансовых затруднений. В письме к Кейзерлингу от 14 июля 1763 года Екатерина с горечью пишет следующие строки:

«…Я говорю только сущую правду, когда я говорю вам, что моя казна пуста и что она будет оставаться такою же, пока я не приведу мои финансы в порядок, что не есть дело минуты» {41} .

Иногда же разведка страдала от неповоротливости государственного аппарата. Кейзерлинг часто жаловался на неаккуратность, и Екатерина живо реагировала на его жалобы. Так, мы находим такую резолюцию на реляцию Кейзерлинга от 16 июля того же 1763 года:

«…надлежит в Сенат осведомиться, кому отданы 150 000, которые я приказала гр. Кейзерлингу чрез иностранную коллегию переслать и о которых уже Кейзерлинг писал, что их еще в получении нет» {42} .

А чтобы не заставить ждать периферию, пока повернется бюрократическая машина, она разрешила Кейзерлингу занять в Варшаве или Данциге сумму, потребную для работы, выдав векселя на имя Н.И. Панина и генерал-квартирмейстера князя Вяземского, и заверила его, что векселя будут оплачены в Петербурге в течение шести дней.

Не всегда был виноват аппарат в медлительности. Нам, современникам табуляторов, счетных машин, может показаться странным, как можно, например, задерживать выдачу оперативных сумм из-за того, что не успели сосчитать деньги, а в ту эпоху сосчитать деньги было сложным делом. Екатерина однажды потребовала от Коллегии иностранных дел объяснения, почему они не получают деньги из Сената для оперативных нужд. На это вице-канцлер ответил, что имеющиеся в коллегии счетчики в количестве 50 человек заняты подсчетом 100 000 рублей, ассигнованных на жалованье министрам, а медлительность в приеме объясняется тем, что деньги медные и в одной тысяче рублей «медною монетою 50 мешков перечесть должно».

Однако в общем финансирование разведывательных мероприятий в Польше было вполне удовлетворительным. Поставив себе задачу ликвидировать влияние немцев в Польше, Екатерина со свойственным ей размахом приступила к реализации плана.

Начало активной работы относится к началу 1763 года. В январе приступили к организации разведывательной резидентуры в Вильно. Туда был направлен полковник Степан Пучков. Основным его помощником и агентом являлся литовский подскарбий граф Флемминг, который получил указание помогать Пучкову «действом и советом». Задача состояла в том, чтобы не допустить в Литве организации помощи саксонской партии, в Курляндии. Для работы ему выдали 800 рублей и снабдили специальной инструкцией, в которой его предупредили, что он должен шифром доносить в Петербург о настроениях польской шляхты, стараться, чтобы в Виленский трибунал были выбраны только агенты и сторонники русских. Кроме того, коллегия поручила Пучкову вести активную работу по подготовке русской партии на случай смерти короля.

Основной же резидентурой по Польше являлась варшавская под руководством Кейзерлинга и Репнина. В январе же 1763 года Екатерина поставила перед Кейзерлингом задачу организовать сеть из крупной агентуры ввиду возможной смерти короля и необходимости подготовки выборов его преемника. Первую кандидатуру для вербовки Екатерина наметила сама. Это был примас князь Любенский. С точки зрения современной разведки документ, предлагающий эту вербовку, является образцом. По ясности и четкости задания, широте проблемы и разведывательной тонкости он не оставляет желать ничего лучшего. В нем есть все: и установочное задание, и ориентировка, и цель вербовки. Вот фрагмент этого документа:

«…по происходящим ныне в Польше нашим многим делам, усматриваем мы, что весьма лучший в оных успех мог бы быть, если бы примас князь Любенский, как имеющий особливую знатность и силу в республике, находился к нам во всегдашнем доброжелательстве и преданности, почему мы чрез сие прилежно рекомендуем вам всякими пристойными способами его, примаса, к тому преклонить, обнадеживая его при том непременным нашим благоволением и что в воздаяние показуемых нам от него услуг, мы охотно по примеру его предместников будем его награждать ежегодно денежною пенсиею. Но прежде имеете вы нам донесть, можно ли об нем, примасе, в том полагать совершенную надежду? И не находится ли он уже преданным иногда другой какой державе? Да и в коликой бы сумме даваемая ему от нас nericun состоять имела?» {43}

Идея вербовки примаса, как первого после короля лица в республике, была выражением чрезвычайной активности русской дипломатической разведки. Ее руководители знали, что это нелегкая задача, но это их не останавливало. Кейзерлингу систематически напоминают о необходимости завершения вербовки.

Он же, изучив обстановку, установил, что ему удастся выполнить задание, но это потребует солидной суммы.

В реляции от 4 февраля 1763 года он предлагает дать примасу 8000 рублей в год пенсии. Канцлер Михаила Воронцов пробует торговаться и советует Екатерине санкционировать выдачу только 3000 рублей. Но царица верила Кейзерлингу больше, чем Воронцову, знала, что он опытный дипломат, и поэтому пишет резолюцию о том, чтобы вопрос об оплате «отдать на рассмотрение гр. Кейзерлинга. Известно, что он по-пустому не раздает».